просторы Зоны, у вас имелась и другая – та, что в голове. Или амнезия убило и ее?
Тут я задумался.
– Подождите, Дмитрий Дмитриевич…
Медленно и основательно я прошелся по дням, неделям, месяцам, проведенным в Зоне. Никаких серьезных про?пусков. Я помнил довольно много. В том числе и такое, чего совсем не хотелось помнить.
– К сожалению, нет. Не вижу признаков амнезии.
Он посмотрел на меня внимательно, однако лишних вопросов задавать не стал. Очевидно, его уже просветили насчет рабов Зоны и того, какие эпизоды лучше бы схоронить в их памяти навсегда.
– Тогда прошу вас, ответьте на два вопроса. Первый: что с вами произошло до того, как вы попали в рабство. Второе: не хотите ли вы сообщить о чем- то особенном, новом для меня. Хотелось бы подчеркнуть: любые сведения о состоянии рабства… только добровольно. Не стану вас принуждать.
– Спасибо, Дмитрий Дмитриевич. Кое о чем…
– Тогда начнем с первого вопроса, – суховато прервал меня он.
Кажется, Михайлов от усталости едва держался на табуретке. Под глазами у него набрякли черные мешки.
Я пункт за пунктом доложил о своем маршруте. Опрос того-то. Контакт с тем-то. Подслушанный разговор в баре. Отработанная анкета. Работа шла в обычном ритме, ничего сверхъестественного.
Если кто не понял, мы не разведчики, ребята. И не контрразведчики. И под прикрытием я ни разу в жизни не работал. Натура у меня такая: не люблю трудиться в военизированных конторах, потому что любая военизированная контора предполагает несправедливость в чудовищной концентрации.
Подавно, мы никак не связаны с трафиком артефактов. Всего раз в своей жизни я совершил сталкерскую ходку и вышел с хабаром. Самый первый мой рейд. Мне тогда дико повезло выйти из Зоны живым… С тех пор я работаю на Михайлова. И мы вообще стараемся не связываться с артефактами. Все «хабарники», по какой-то причине оказывающиеся у сотрудников Михайлова, очень быстро сдаются государству по твердым тарифам.
Мы всю это уголовщину на бую вертели.
Мы – Центр гуманитарных исследований Зоны.
Нас в Зоне интересуют только люди. В первую очередь – сталкеры. Мы изучаем всё, что с ними связано. Откуда они приходят в Зону. Почему они приходят в Зону – помимо бабок, естественно. Как часто они совершают рейды. Их возраст. Их семейное положение. Их легенды. Правила и запреты их кланов. Как одни остаются незаметными каплями бесконечного сталкерского потока, а другие выходят в авторитеты. Как отпетые сталкеры устраиваются в жизни за пределами Зоны. Кто из них выживает лучше иных. Кто чаще гробится.
Иначе говоря, наша работа – подробное описание Зоны как общественного явления. Своего рода социальная аналитика.
И… парни, если кто-нибудь скажет вам, мол, он знает Зону лучше ребят из Центра Михайлова, смело плюйте уроду в рожу и растирайте плевок каблуком. Лучше нас Зону не знает никто. Даже спецслужбы.
Никто!
Это я вам говорю.
– Отлично. Перейдем ко второму вопросу.
Я честно рассказываю Михайлову кое-что. Аккуратно. Он слушает, пишет, а потом вдруг задает вопрос:
– Внимание, Тим. Есть ли у тебя что-нибудь новенькое по одной узкой теме. А именно, по трафику между Москвой и чернобыльской Зоной? Прежде всего, барыги, склады, точки скупки и продажи… Или нет… возьмем шире: все, кто входил в инфраструктуру сталкерского потока. Обеспечивал серьезных людей информацией, снаряжением, оружием, давал кредиты…
Смотри-ка, проблема крепко его беспокоит. Иначе он не перескочил бы на «ты». А если бы перескочил, то сейчас же поправил бы себя и извинился. Любопытно.
– Дмитрий Дмитриевич, вы сами знаете: барыги – самые закрытые персоны во всей Зоне. Только косвенная информация. За открытые расспросы могут и голову открутить.
Я поднапрягся и вспомнил кое-какие мелочи. Он вынул блокнот, сделал пару пометок и резюмировал:
– Негусто.
Пытаюсь добыть из недр памяти еще хоть что-то. Оп! А, пожалуй, не так уж и пусто.
– Вот еще: помните, был некий поставщик информации Лодочник? В свое время он считался довольно крупной фигурой.
– Насколько я знаю, он уже на том свете… – и Михайлов со всевозможными подробностями пересказывает историю перехода этой незаурядной персоны из здесь-и-сейчас в чистилище для сталкеров. Человек-энциклопедия, ничего не забывает!
– Верно, – говорю я. – Гробанулся. В точности так, как вы рассказали. Но, как выяснилось, существует «наследство Лодочника». И оно имеет самое прямое и непосредственное отношение к Москве. Очень, я скажу вам, любопытное наследство.
Знаете, парни, как охотничья собака стойку на зверя делает? Видел кто-нибудь? Нет? Многое потеряли.
