кланом. Жалкие кретины, они все-таки польстились на идею одного сумасшедшего… Варвар, зачем же ты… Или Зона тебе сказала?
Клещ замолчал. Он погрузился в размышления, наплевав на трех собеседников. Ну, Клещ в своем репертуаре.
Яковлев начал проявлять признаки нетерпения. Ему, академику с целой гроздью административных постов, потеря времени на просмотр душевных терзаний малознакомой личности казалась, видно, делом сильно убыточным.
– Кофе? – спросил он.
– Не пью, – ответил Клещ и опять убрел в молчание.
А я как-то робею его оттуда вытягивать. Мы все слишком зависим от того, что он скажет.
Михайлов, надо думать, робость отключил первым:
– Ты не сердись, Клещ, но нам бы надо поближе к делу.
– А я тут не дурочку ломаю. Я вспоминаю, что это за страшилка ходячая и как к ней подступиться. Очень вас уважаю… всех… только помолчите.
Мы молчим. Минут через пять Клещ начинает говорить. И это уже совсем другой Клещ, нимало на прежнего не похожий. Чистая ровная речь умного человека, которому не надо ни ставить себя в авторитеты, ни наказывать нас с Михайловым за душевную черствость.
– Ваше «пятнистое существо» – сверхсталкер. Это… наше общее дитя. Нет, не наше. Только тех, кто остался в клане после того, как я оттуда оказался выбит. Это человек… не знаю, кто именно… но взяли его из совсем молодых ребят. Впрочем, теперь уже не человек. Грань пройдена. От нас, темных сталкеров, до тонкой линии, разделяющей людей и нечто иное, оставался один шаг. Те, кто решил стать отцами сверхсталкера, сделали этот шаг… Только не сами. Они опустили ровно на этот шаг кого-то очень им преданного. Или кого-то, пожелавшего очень большой силы. Теперь уже не важно, кого. По условиям эксперимента, от той личности не должно было остаться даже тени. Человеческого из него ушло больше, чем уходило из нас, когда мы вступали в клан. Силы он тоже получил больше, намного больше. А вместе с нею и покровительство нескольких «отцов», очень им дороживших.
– Вы уверены, что
Обычный Клещ, Клещ, каким я его до сих пор знал, выдал бы пару ласковых за то, что его перебили. Но этот новый Клещ отнесся к вопросу Яковлева спокойно:
– Не могу сказать. Один… два. Даже чисто теоретически – не больше трех. Очень трудно выращивать: чрезвычайно дорого стоит сам процесс и смертельно опасно устанавливать над… над… полученным результатом контроль. Он ведь может и не позволить установить контроль. Только не говорите «оно». Он. Уже не homo sapience, но не пес, не обезьяна, не бездушный и безмозглый мутант. Просто…
Мой шеф осведомился:
– Как это происходило? И чего мы можем от него ждать?
– Я не всё знаю. Работа велась уже
Мы сидим, ошарашенные. Особенно я. Чудом, стало быть, сталкер Тим вышел из этого рейда живым. И еще большим чудом – наемный стрелок Толстый. Поводырь не очень хотел убивать нас. Или просто забздил. Будь на его месте более резкий парень…
– Кто он… как личность? – не отставал от Клеща Яковлев.
– Я не знаю. По идее, его сознание не способно удерживать сколько-нибудь сложные мысли. Точно так же он лишен и слишком сложных чувств. У него нет пола, нет возможности размножаться, он не испытывает чего-либо похожего на любовь или на дружбу.
– Ничего человеческого?
– Мало человеческого. Кое-что – возможно. Любопытство. Желание узнавать новое. Желание быть круче, совершеннее. Желание свободы, боя, соревнования. Но всё это, скажем прямо, на уровне предположений. Кое-какие параметры я помню из проекта. Насколько удалось довести действительный результат до запланированного…
– Он мальчишка, – сказал я.