Древняя Боярская дума — времен Василия Темного, Ивана Великого да и Василия III — знала всего два чина: бояре да окольничие. Путь к обоим чинам был открыт исключительно для самых знатных людей Московской Руси. Выходцы из высокородных княжеских и старинных боярских родов могли претендовать на присутствие в Думе. Что же касается людей родословных, но принадлежащих второстепенным или «захудалым» аристократическим семействам, то для них попасть в Думу являлось делом до крайности сложным, почти невозможным. Персонам же с таким происхождением, как у Малюты, обретение «думного» чина могло разве что присниться в самом радужном сне.
В середине XVI столетия положение изменилось. Во-первых, появился чин думного дьяка — своего рода секретаря и редактора; думных дьяков брали из опытных «приказных людей», не имевших никакого отношения к аристократии. Во-вторых, утвердился чин думных дворян. И это — исключительно важное для политического устройства России нововведение. Когда государю требовалось дать место в Думе доверенному человеку, никак не проходившему даже в «окольничие» по критерию «отечества «, выдвиженцу давали чин «сына боярского, который в Думе живет». Формально он стоял «честию ниже» любого, даже самого молодого окольничего. А на деле у него появлялась возможность участвовать в заседаниях Думы наряду с боярами. Присутствие такого человека не задевало родовую честь служилой знати, поскольку он заведомо проигрывал аристократам по статусу. С другой стороны, монарх мог полноценно использовать способности своей креатуры.
Подобные назначения случались и прежде, например, при Василии III. Но происходили они весьма редко, нерегулярно. Скорее как исключение, нежели как правило. И только в 1560-х пожалования в думные дворяне пошли каскадом[85].
Думные дворяне получали высокие воеводские назначения, ставились во главе «приказов» — русских министерств XVI века, вели переговоры с иностранными послами. Что касается опричной Боярской думы, то в ней думные дворяне составили мощный и влиятельный сектор. После отмены опричнины думных дворян не стало меньше — царь до кончины своей пожаловал этот чин еще примерно десятку верных служильцев.
Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский оказался далеко не первым в этой череде назначений. Но он обрел особое благорасположение царя. Любопытно, что одновременно или почти одновременно с Малютой в думные дворяне вышли и его сослуживцы по «литовскому» походу осени 1567 года: Василий Грязной, Василий Ошанин, Роман Алферьев… Четверо из пяти «третьих сменных голов» в одной военной операции, не оказавшей никакого воздействия на ход войны.
Случайно ли это?
Ответ будет дан ниже.
А пока можно констатировать: Малюта вместе с иными «худородными» товарищами по той небоевой кампании вознесся небывало высоко.
Без сравнения с гораздо более поздними временами трудно объяснить, какую пропасть преодолел Григорий Лукьянович, прыгнув из сменных голов в думные дворяне. Если использовать военные звания советской эпохи, то он примерно за два — два с половиной года совершил переход из майоров в генерал-лейтенанты. Или, может быть, даже в генерал-полковники. Но поскольку «думные» чины не имели точного соответствия с чинами воинскими, то, наверное, правильнее будет сказать: из майоров в министры.
Из едва заметных персон — в политическую фигуру первой величины.
Фантастический, взрывной переворот в судьбе человека!
Выходит, в течение 1568—569 годов Григорий Лукьянович должен был оказать государю весьма значительные услуги… Во всяком случае, государь оценил его деятельность исключительно высоко. Малюта превратился в доверенное лицо Ивана IV, в персону, исключительно полезную для монарха. Где же он проявил себя?
На фронте?
Разряды, как и раньше, не упоминают в эти годы ни воеводу Скуратова-Бельского, ни даже воинского голову Скуратова-Бельского.
На дипломатическом поприще?
Работа наших дипломатов XVI века фиксировалась подробнейшим образом. Известны даже второстепенные личности, хоть как-то поучаствовавшие в ней при Иване IV. Тот же Безнин виден в полный рост!
Малюты — нет.
Возможно, ему доверили управлять какой-то жизненно важной отраслью государственной машины?
Нет данных и на этот счет.
Зато имеются совершенно определенные данные иного рода.
Это возвышение можно связывать с карательной деятельностью Григория Лукьяновича. Иными словами, он поднялся как «исполнитель». Попросту же говоря, как палач[86].
И тут сведений — хоть отбавляй.
