У таинов бойцы делятся на четыре ступени. В смысле, я видел своими глазами и точно знаю четыре ступени. Первая ступень у них самая простая. Обычные люди. То есть среди людей обычных у них встречается, значит, разное дерьмо. Вместо башки — бугор, и на нем два десятка глаз. Это конгот называется. Или — лицо человеческое, а тело от сколопендры. И ядом брызжет. Злая гадина, я таких в первую очередь отстреливал. Это браго называется. И не поймешь — он это, она или оно. Или худой, как водомерка, с длинными руками, обалдеть, какие руки длинные, просто рехнуться можно… Пращник у таинов. Свинцовые шарики мечет. А называется таргун. И его даже сами тайны не любят, говорят, мол, буйный, дурной, своих зашибить может. Ну, тут не Земля, тут своих много кто может зашибить… А в целом, все бойцы их первой ступени — просто срань. Как раз в силу обычных людей. Новобранцев. Ими толчки оттирать хорошо, да и только. Всеми этими. Первой ступени. Мы их между собой зовем — «обычные люди», значит, не опаснее обычных людей. А по нам так и просто брос.
Три раза мы их долбали всерьез. К началу месяца Радуг мы оттеснили паршивцев к самой Земляной Язве, откуда они повылезали.
Думали, все, кранты, добьем чуток, возьмем плату по контрактам — и домой, спускать деньжонки. Кое-кто сгоряча остаться хотел. Живчик, например. Живчик всегда был долдон долдоном, дурья башка.
А потом… всех раскладов мы еще не знали.
В общем, у самой Земляной Язвы, на Великих Мхах, прямо посреди болота они нам дали бой. Откуда столько «обычных людей» нагнали, я не знаю. Целые толпы ломили безо всякого строя. Народ вокруг меня психовать начал. Убивать устали. Они там прут, тайны эти, а ты только успевай на спусковой крючок жать и заменять пустой магазин на полный. Сколько мы на Великих Мхах боеприпасов растратили — страшно вспомнить. И все, блин, зря… Ну, этого мы еще не знали.
Сначала княжеская дружина побежала. Крепкие там были ребята, ничего не скажешь, всегда в черных латах ходили, здоровые, топоры у них боевые — с непривычки и не поднять… Но их мало оказалось для такого дела. А ополчение вольных городов — просто сброд. Вареные раки. У кого что. Копья, мечи, а кто-то и просто с дубьем. Они в самом начале капитана своего подрезали, он им к шлюхам по ночам не давал ходить. Подрезали и очень веселились. А потом их самих резать начали, как котят слепых, значит. Пятнадцати минут ополчение не стояло, растеклось, как вода.
Остались только мы, наемники с Земли, да шаманы их. В смысле, каурские, княжеские. Шаманов тут море, всех сортов: и черные, и белые, и серые, и цветные, и мужчины, и женщины, и люди, и не совсем… Что они выкаблучивали, жутко вспомнить.
Молниями таинов жгли, бурю насылали, мох вполне пешеходный в трясину превращали, огонь вызывали из земли, зомбей в бой бросали. И мы тут же, рядом, поливаем всю эту дикую толпень свинцом. Хошь калибра 7.62, а хошь 5.45, а хошь 5.56, а хошь 9.00, а хошь 12.7 — были и такие умельцы. Гранаты мечем, из подствольников работаем, кое-кто миномет наладил… Без нас бы всех шаманов местных покрошили. Точно говорю, выжали бы из них дерьмецо с кровью, ни один бы не ушел. И молнии бы не помогли, и зомбя подавно не помогли бы.
Когда на тебя фаланга Серебряных прет, копья выставив, на железного ежа похожая из себя, страшно только дураку не сделается. Ты, понятно, расстреливаешь ее, а к тебе банда конготов спешит. А потом конные лучники. А потом Белые Колпаки насылают какое-то жгучее комарье, от которого потом кожа корками покрывается… А потом загоновый клин браго. А потом просто люди. Люди и люди. Только все — с булавами, а из них торчат цельные лезвия ножей. А потом опять конница, вся в броне, сверкает, не всякая пуля возьмет…
Так и дрались. Мы с шаманами — посередине, за баррикадкой, за валом, вал наскоро сообразили прикопать… А они — вокруг и отовсюду. Нас всех вместе — человек пятьсот. А их — тысячи и тысячи, может, десятки тысяч.
Я боялся: отстреляем боезапас, и все, каюк.
К вечеру, однако, силенки у них кончились. Шабаш. Больше некого под пули подставлять. Поубивали мы их силу.
Я собираю своих. Живчик тут, целехонек. Рябой тут, жив-здоров, только ухо левое в клочья порвано. А Макар-то где? Где Макар?
Ну, нашли мы его. В горле — стрела. Мандец Макару.
Думали схоронить как человека, но тут шаман пришел, из старших, нет, говорит, ни-ни. Все трупье в кучу собрали и магическим огнем сожгли. Готово дело.
Сидим, отдыхаем. Молчим. Жалко мне Макара. Вообще, народ в четверке нормальный подобрался. Рябой — еще пацан совсем, двадцать лет ему, странный, свихнутый малость, зачем он сюда полез? Крест на шее. Наколки уголовные на руках. Хорошие наколки, авторитетные. Вот молодая зона. А вот взрослая. Отрицаловка. Побег. Статья за разбой. А только я чую, зря он со шпаной связался, другой человек. Порода не та. Мастью не вышел. Днем убивает, ночью плачет… Живчику лет — под пенсию.
Жадный до усеру. Брагу местную жрет только в компании, чтоб свои, значит, не спускать. Один раз местной шлюхе бабла пожалел, они за это дело полночи ругались и дрались. Но человек тихий и мирный. Зря кипежей не устраивает. Макар — тот был моих годов. Спецназовец какой-то, хрен их разберет. Офицер. Семейный человек, детей завел. Детей, говорит, завел, а денег на них нету. Дети — большая растрата. Точно. Затем и я себе детей не хочу. Я ему говорил: «Ты, дурень, зачем детей завел? Да еще без бабла на кармане?» А он мне: «Мосел, да скучно как-то. Без детей. Как без детей жить?» Я ему: «Да так и жить. Нормально. Себе в удовольствие». А он мне: «И-и-эх! Ты не понимаешь». Хрен с ним, может, я чего и не понимаю. Макар человек был обыкновенный, вежливый, работящий, кашеварил в свою очередь, как надо. Лучше всех он кашеварил. Бабло местное, золотой песок, менял в вербовочной
