многотонный «БелАЗ», и каждое из его колес было в полтора роста рыцаря-паука. Предлагать такому бугаю шахматную партию было просто смешно. Партия в теннис тоже оказалась под большим вопросом: самосвал едва ли был способен удержать в гигантском колесе теннисную ракетку. Конкурс скороговорок не мог быть осуществлен из-за отсутствия у одного из конкурсантов речевого аппарата. В скоростном преодолении полосы препятствий «БелАЗ» сделал бы рыцаря в два счета, не стоило даже и предлагать. Соревнование в поедании на время арбузов и тыквенного пюре отпадало по той же причине. Самым лучшим исходом было бы беспорядочное позорное бегство, однако турникет, пропустивший паука за стену, злорадно схлопнул стальные челюсти за его спиной. Оставался единственный, хотя и малоперспективный выход: атаковать безмозглую махину в лоб и снискать себе вечную славу.
Подобный ужас Леопольд XVII испытывал в жизни лишь один раз — когда ему довелось сражаться сразу с четырьмя чудищами: Обло, Озорно, Стозевно и Лаяй. Он огляделся вокруг, увидел многометровой высоты холмы, сложенные из черепов прежних претендентов на шкуру дракона, и ему сделалось дурно.
«БелАЗ» угрожающе взревел и неторопливой рысью двинулся вперед, хлеща себя по бокам гибким тросом хвоста. Запаниковавший рыцарь изо всех сил вонзил стальные крючья шпор в тело стрекозы. Увидев надвигающуюся махину дракона, боевой скакун завращал челюстями, начал судорожными движениями втягивать брюшко, оставляя на траве слизистые желтые следы, попятился, затем его прозрачные крылья затрепетали, размазались в воздухе, и внезапно гигантская стрекоза взмыла в небо, увлекая за собой запутавшегося в сбруе рыцаря. «БелАЗ» промчался прямо под ними, обдав обоих своим горячим смрадным дыханием, от которого хотелось читать Диккенса и делать другие чудовищные глупости.
Кое-как утвердившись в седле и вернув себе утраченное равновесие, сэр Леопольд поначалу направил стрекозу в сторону леса, дабы избежать рискованной конфронтации с «БелАЗом», однако резко изменившийся в связи со взлетом Натрещала расклад сил заставил его задуматься. Теперь дракон не мог достать паука, но паук вполне мог атаковать дракона напалмом, кипяченым молоком и прочими средствами массового поражения. Это придало рыцарю наглости. Он завернул отчаянно сопротивляющуюся стрекозу и направил ее вслед проскочившему мимо грузовику.
«БелАЗ» резко развернулся, разбрызгивая огромными колесами дерн. Выставив вперед турнирное копье, исполнившийся внезапной бесшабашной отваги сэр Леопольд неудержимо летел прямо на противника, собираясь если не вбить его в землю по самый кузов, то хотя бы опрокинуть навзничь или поставить на попа.
Дракон рванулся навстречу приближающемуся воину и попытался схватить его радиаторной решеткой за ногу. Пискнув нечеловеческим голосом, Натрещал заложил крутой вираж, рыцарь из неудобного положения все же ткнул копьем в направлении противника и попал в одну из мощных фар, которая брызнула на траву стеклянным дождем. От удара копье разлетелось вдребезги — керамика, конечно, неплохо работает на срез и смятие, но неважно держит ударные нагрузки. Окривевший монстр издал пронзительный и яростный гудок, столь мощный, что слуховые органы на ногах паука отозвались пронзительной болью.
Напрягая последние силы, Натрещал ушел вверх, судорожно набирая высоту. Лишившийся копья рыцарь внезапно вспомнил, что не запасся заблаговременно ни напалмом, ни кипяченым молоком, ни даже раствором марганцовокислого калия. Таким образом, против дракона у него не было никакого оружия. Однако безрассудный вихрь битвы уже захватил сэра Леопольда, поэтому он решил продолжать, ибо увидел, что враг все-таки уязвим. Да и огромная, хорошо выделанная шкура «БелАЗа», которая прекрасно смотрелась бы расстеленной перед камином в родовом замке паука, была весьма престижным стимулом для продолжения схватки.
Рыцарь-паук воздел правую руку горё и страшным голосом прокричал:
— Итуруп! Кунашир! Шикотан! Хабомаи!
Это страшное одноразовое заклинание утяжеления, умирая, завещал ему злой волшебник Передаш. Если бы волшебник не сделал этого, умирать ему пришлось бы значительно дольше, ибо конец веревки, на которой Передаш был подвешен над костром, в тот отрезок времени находился в лапах у паука.
Под оглушительный гром фанфар тучи расступились, из неба высунулась гигантская рука в латной рукавице с торчащими во все стороны острыми железными шипами и осенила паука косоугольной левосторонней свастикой. Воздух под стрекозой расступился, и Натрещал рухнул вниз, разом исполнившись свинцовой тяжести. Вместе с всадником обрушившись на дракона, он пробил навылет кузов древнего чудовища и провалился в его нутро.
Внутри дракона было тесно и душно от множества работающих приборов и машин. Мерцали светодиоды, пощелкивали реле, жужжали открытые электрические цепи. Механический манипулятор перегружал из одного системного блока в другой высокие стопки пожелтевших перфокарт. В углу пылала огромная паровозная топка, в которую голый по пояс официант в бабочке сосредоточенно подбрасывал лопатой медицинские ртутные термометры.
— Сгинь! — рявкнул сэр Леопольд.
Бросив лопату, официант в панике шмыгнул к аварийному выходу.
Откуда-то из джунглей перепутанных проводов, скрученных в жгуты, на паука набросились гремлины с визжащими циркулярными пилами, но бесстрашный воин умело рассеял их трехэтажной матерщиной. С потолка свесилась горилла с опасной бритвой в правой руке, повисела несколько мгновений на левой, покачиваясь, затем, верно оценив расклад сил, полезла обратно на потолок.
Быстро пришедший в себя после падения Натрещал постучал коготком по стеклу большого подрагивающего манометра, указывающего величину
