в схему чуждых и совершенных, почти живых механизмов.
– Прибор показывает ровно двадцать пять километров в час. Неплохой темп для стайера.
– А мне кажется, целых восемьдесят.
Через несколько минут первый страх был преодолен. Они ехали вниз по широкой прямой улице. Корабль слегка петлял из стороны в сторону. Иногда колеса почти касались тротуара. Но постепенно дело наладилось, и всё стало так, как и хотел Клерфэ: в машине были инструктор и ученица.
– Внимание, – сказал он. – Вот полицейский!
Добродушный сержант, зевая, стоял на перекрестке и даже не смотрел в их сторону.
– Остановиться?
– Уже слишком поздно.
– А что если я попадусь? Ведь у меня нет водительских прав.
– Тогда нас обоих посадят в тюрьму.
– Боже, какой ужас!
Испугавшись, Лилиан пыталась передвинуть пальцы на лепесток штурвала, означавший торможение. Но с непривычки у нее не получилось растопырить пальцы так широко, как требовалось.
– Дайте газ! – приказал Клерфэ. – Газ! Жмите крепче! Надо гордо и быстро промчаться мимо него. Наглость – лучшее средство в борьбе с законом.
Полицейский не обратил на бронзовую бабочку, промчавшуюся мимо во всем блеске своих серебристо-голубых парусов, никакого внимания. То время, когда марсианские корабли на улицах поселков землян были в диковинку, давно прошло. Девушка облегченно вздохнула.
– До сих пор я не знала, что регулировщики выглядят, как огнедышащие драконы, – сказала она.
Лилиан сделала несколько поворотов, издавая при этом взволнованные, короткие восклицания. Фары встречных машин вызывали в ней дьявольский страх и такую же гордость, когда они оказывались позади. Вскоре в маленьком пространстве между штурвалом и удобной скамьей водителя возникло чувство товарищества, какое быстро устанавливается в практических делах.
И когда через полчаса впереди показалась сияющая в ночи, словно шкатулка с драгоценностями, сосисочная Сэма Паркхилла, и они снова поменялись местами – Клерфэ не мог Лилиан позволить рулить на автобане – они оба почувствовали такую близость, будто рассказали друг другу историю всей своей жизни.
Два шоссе встречались здесь и вновь расходились, исчезая во мраке. Одно вело в мертвый город марсиан и дальше, на рудники, а второе – в поселок Сто первый. День и ночь по обеим дорогам грохотали грузовики. У самого перекрестка Сэм Паркхилл воздвиг из остатков своей ракеты, которые скрепил заклепками, свою закусочную. Когда Клерфэ и Лилиан подъехали, здание, против обыкновения, не дрожало от рева музыкального автомата. Над входом висела вывеска: «Горячие сосиски Сэма». Это был единственный на сотни миль бесплодной пустыни очаг света и тепла. Точно сердце, одиноко бьющееся в исполинском черном теле. Сэм Паркхилл прибыл на Марс в составе Четвертой экспедиции и, как многие космонавты, уже не вернулся на Землю. Несмотря на солидный возраст и обилие помощников, он еще сам иногда становился за кассу. Так случилось и в этот вечер.
– Мне ничего было не надо, я только хотел завести сосисочную, первую, единственную на Марсе, центральную, можно сказать. Понимаете? – говорил он, со сверхъестественной ловкостью выкладывая заказ на поднос. – Подавать лучшие на всей планете горячие сосиски, черт возьми, с перцем и луком, и апельсиновый сок.
Лилиан вдохнула запах кипящих сосисок, горячих булочек, сливочного масла. Она никогда раньше не бывала в таких местах. Строго говоря, она единственный раз вкушала пищу в публичном месте в возрасте пятнадцати лет, и это был «Оптимум» – шикарный ресторан в Айронсити, куда отец созвал всю их большую тогда семью на юбилей своей дочери.
А потом была война и санаторий. Лилиан отвыкла от большого количества людей, да и в санатории пациенты двигались по дорожкам соснового бора плавно, неторопливо, глубоко вдыхая целебный воздух. Здесь же в огромном зале могли одновременно разместиться не менее ста пятидесяти человек. Сейчас зал был заполнен всего на треть, свет над остальными столиками был погашен. Но и полусотни дальнобойщиков в синих и зеленых комбинезонах, заляпанных машинным маслом, в оранжевых и черных платках, которые они повязывали на голову подобно старинным пиратам, которые одновременно ели, и переговаривались друг с другом, и стучали пустыми кружками по столам, призывая мальчишку принести еще пива, хватило, чтобы ошеломить Лилиан. Когда они с Клерфэ покинули корабль и шли к закусочной, девушка запнулась об окаймляющий дорожку бордюр из битого стекла и чуть не упала, но Клерфэ ловко поймал ее.
– Лучшие горячие сосиски на двух планетах! Первый торговец сосисками на Марсе! Лук, перец, горчица – всё лучшего качества! Что что, а растяпой меня не назовешь! – энергично продолжал Паркхилл. Лилиан слушала его, хлопая глазами, как мультипликационная зверюшка. – Я работал как одержимый, да, мэм! Кипятить сосиски, подогревать булочки, перечный соус варить, картошку чистить и жарить, чистить и резать лук, приправы расставить, салфетки разложить в кольцах, и чтобы чистота была – ни единого пятнышка!
– И ты сделал это всё один, – смеясь, сказал Клерфэ.
– Он смеется над старым Сэмом, – доверительно сообщил Паркхилл Лилиан. – Смейся, смейся, несчастный, а ведь дядя Сэм специально для этого
