За десять минут всё было кончено. Бойцы ударной группировки вермахта жались на ничейной полосе австрийской бывшей границы, вокруг стояли чешские пограничники с винтовками наперевес. Гауптман Карл Дитмар, сидя на настиле ринга и с трудом отходя от тяжелого нокаута, смотрел на всё это со смертной тоской.
Отдельно лежали на земле укрытые плащ-палатками тела павших – пограничников и гренадеров, чехов и русских – друг подле друга. В нескольких метрах – погибшие немецкие солдаты.
– Герр гауптман, – Саблин подошел к Дитмару, – вас и ваших людей я объявляю военнопленными. Впредь с вами будут обращаться соответственно статусу военнопленных, оговоренных Женевской конвенцией.
Поручик успел умыться, Урядников обработал его избитое лицо, но речь офицеру давалась пока с трудом.
– Ты опять нокаутировал меня, русский. – Немец продолжал смотреть на своих пленных солдат. – Но это не конец нашего поединка, только начало…
– Увидим.
Саблин ждал транспорт из Зноймо для конвоирования пленных. Блажек пошел в избушку – связаться со штабом округа. Заверил, что задержек не будет. Милан находился в радостном, приподнятом настроении – серые глаза блестели, фуражку он залихватски сдвинул набок и постоянно улыбался. Дать отпор штурмовой группе вермахта силами пограничной заставы, пусть даже с помощью русских гренадеров, это было для него событием.
Иван Ильич сидел на ступеньках помоста, дышал, отходил от бани, устроенной ему «гансом» на ринге, когда хлопнула дверь, и надпоручик быстрой походкой направился в его сторону. Что-то изменилось в чешском офицере, Саблин не сразу понял – что. Блажек приблизился.
Улыбки, той чудесной открытой улыбки, что так шла Милану, не было и в помине. Наоборот, губы его сжались, превращая рот в горькую складку. Глаза потускнели, и лицо будто осунулось. Словно офицер заболел неожиданно тяжким недугом.
Он подошел и проговорил севшим, надтреснутым каким-то голосом:
– Прости, Иван, у меня приказ. Час назад Эдвард Бенеш, президент республики Чехословакии, подписал документ, по которому Судеты отходят рейху. Полностью и безвозвратно. Гитлер заявил, что инциденты на границе – если таковые имели место – досадное недоразумение. Вот такой приказ – считать нас всех досадным недоразумением. Оружие немцам вернуть, обеспечить беспрепятственный переход на свою территорию. Помочь собрать погибших.
Чех умолк. Саблин посмотрел на тела под плащ-палатками.
– Наших мы похороним сами, – тихо произнес он. Трое гренадеров навечно останутся в чужой земле – Саблин испытывающе заглянул в лицо надпоручика. – Что у вас тут творится, Милан?
– Предательство, – прошептал тот. – У нас тут творится предательство, Иван. Господь видит, я желал сражаться за Родину. И мои подчиненные, все до последнего воина готовы были сражаться за Родину. Но политики не хотят воевать. Они продают нас, как щенят на блошином рынке в Праге. Мне жаль, что так случилось, Иван, поверь. Мы поможем хоронить твоих бойцов с воинскими почестями, но… У меня приказ – немцев отпустить.
Саблин кивнул. Слов больше не было.
– Ваше благородие, разрешите обратиться! – Он и не заметил, как сбоку подошел подпрапорщик Сыроватко. – Срочная радиограмма!
Поручик взял бланк, пробежал глазами: «В связи с изменившейся обстановкой подразделению надлежит срочно вернуться в расположение батальона. Маршрут возвращения: вариант А. Командир Отдельного гренадерского батальона подполковник Осмолов».
Чехи, опустив стволы винтовок, растерянно наблюдали, как немцы собирают оружие, строятся в колонну по два. Из-за движущихся фигур появился гауптман, пристально посмотрел в сторону помоста. Саблина он не видел, но думал наверняка о нем. И Саблин думал о немце:
– Что ж, Карл, ты прав. Поединок только начинается…
В марте тридцать девятого гитлеровские войска заняли Чехословакию без единого выстрела.
Марина Ясинская. Эскадрон княгинь летучих
– И снова эскадрилья «Василевские беркуты» на высоте! Вылетевшие на разведку над территорией Австрии пилоты неожиданно столкнулись с немецкими юнкерсами и были вынуждены принять неравный бой. Наши храбрецы сбили пять «тетушек Ю», три из них – лично Григорий Василевский, и не потеряли при этом ни одного самолета. Как всегда, героизм советских летчиков вдохновляет… и тэ дэ, и тэ пэ.
Надя закончила зачитывать вслух отрывок из статьи и добавила:
– Смотрите, тут еще и снимок есть!
Три девушки подбежали к газете и уставились на разворот. На желтоватых страницах рядом с колонкой статьи разместилась размытая фотография храброго летчика Григория Василевского на фоне его самолета.
– Красивый, правда? – мечтательно спросила Надя, рассматривая фотографию.
– Очень! – согласно выдохнула Лиза, не отрывая глаз от снимка.
Две другие девушки переглянулись и прыснули от смеха.
– Что? – удивленно подняла брови Надя.
