на его руку, шла рядом жена княгиня Надежда Александровна Искандер-Романова, а следом – сын Александр в форме ротмистра лейб-гвардии Кирасирского Ее величества полка. Увы, несуществующего полка и несуществующего величества.
Благовест, несшийся с колоколен всех соборов Ташкента, властно брал душу в плен и возносил под небеса, надо было только не забывать под ноги смотреть.
За офицерскими спинами просматривались народные толпы. Колокольный звон заглушал человеческий ропот и заставлял народ благоговейно внимать действу.
Когда, говоря церковным языком, Их Императорские Величества собственными Своими Всевысочайшими Особами к воротам соборной церкви изволили приблизиться, епископ Ташкентский Лука поднес благословящий крест к целованию, и императорская семья по очереди поцеловала сей крест святой, а епископ Волховский Даниил покропил Их Величества святой водою…
…В полном соответствии с полученной вестью Ясенецкий-Войно по рекомендации епископа Иннокентия, отбывшего из Ташкента по призыву патриарха Тихона, был 30 мая тайно хиротонисан во епископа в церкви святого Николая города Пенджикента епископом Волховским Даниилом и епископом Суздальским Василием.
Когда сообщили об этой хиротонии Святейшему Патриарху Тихону, то он, ни на минуту не задумываясь, утвердил и признал ее законной…
…Николай Константинович вошел в церковь и чуть было не упал (благодарение Богу – жена поддержала), потому что сначала обрел темноту в глазах, а потом вдруг ясно увидел гроб свой в центре зала, как в странном и страшном январском сне в Искандере. Но отпустило через мгновение. Он троекратно поклонился, приложился к святым иконам, вслед за ним и жена с сыном то же проделали, а потом взошел на трон – парадное кресло, из дворца принесенное, – и с облегчением воссел на нем, то бишь на престоле императорском. Жена и сын встали по правую и левую руку. Тем временем клиром исполнялся псалом Давидов «Милость и суд воспою Тебе, Господи».
Николай Константинович смотрел на иконостас и лепные украшения под сводом храма, выполненные из ганча, боясь глянуть в центр зала. Однако взял себя в руки и сосредоточился на происходящем. Вовремя: епископ Лука приблизился к нему с Евангелием, растворенным в руках, и вопросил:
– Исповедуешь ли веру православную?
– Исповедую, – с чувством ответил венчаемый.
Никогда особого рвения в исполнении обрядов не проявлял и чувств религиозных не испытывал, а тут проникся и с внутренним трепетом принялся читать Символ Веры:
Замолчал, а в душе еще звучало: «Чаю воскресения мертвым…»
Как бы он хотел воскресить всех, кого перемолола эта дьявольская мясорубка, называемая революцией, и всех, кого она еще перемелет, ибо не остановить ее мановением императорским, а даже и божьим, прости меня Господи, поторопился он извиниться в сомнении своем.
Епископ Верненский Пимен принял у епископа Луки Евангелие, а Лука взял со стола бурку генеральскую, каковые с кавказской войны в обиход вошли, да надел торжественно на плечи Николая Константиновича, как прежним восходящим на престол надевали порфиру, или императорскую мантию. Не до порфир ныне – в военный поход страна вступила, и символы императорской власти тоже походные.
Тут протодиакон изо всей глотки луженой загудел, будто труба иерихонская: «Господу помолимся», да «Господи, помилуй», так что венчаемый даже вздрогнул, но, следуя чину, преклонил голову. Епископ Лука осенил верх главы Его Императорского Величества крестообразно и, положа руку на Высочайшую Его Величества главу, глаголил молитву, сообразную происходящему.
После молитвы стоявший рядом со священниками Лавр Георгиевич Корнилов взял со стола корону императорскую. Когда поднял он ее, по залу разнесся удивленный ропот: корона оказалась восточной чалмой белого шелка да бархата, украшенной россыпью бриллиантов и прочих драгоценных камней. Генерал
