Фадеев вышел в коридор, следом выпорхнула Лиза.
– Григорий! Может быть, не надо взрывать? Может, людям виднее?
Майор поцеловал руку девушки.
– Не ходи со мной. Не получится – значит, не получится. На отдельного человека вихрь может и не повлиять. Но толпа – идеальная среда для воздействия. Толпа по определению агрессивна… Я попробую их задержать. Если получится – уедешь со мной в Москву?
Лиза выдохнула:
– Да.
Потом подумала, покачала головой.
– Но так неправильно! Сбежать из города? После всего этого?
– Значит, я сюда приеду. Главное – мы будем вместе, верно? А сейчас – мой выход. Жди.
Толпа одетых в серое мужчин и женщин угрюмо колыхалась в мрачном дворике перед серыми стенами административно-бытового комплекса шахты. Полицейские в синих мундирах прижались спинами к ржавой железной двери. От толпы их отделяли четыре невысокие выщербленные ступеньки. Последние демонстранты выгружались из автобусов. В первых рядах уже развернули красные знамена и лозунги.
Профессиональным взглядом Фадеев сразу различил нескольких провокаторов. Во втором-третьем ряду, руки в карманах, в руках – пистолеты или гранаты. Может быть, будут стрелять прямо через плащи. Может, вытащат и бросят гранату. А потом другие, из задних рядов, поведут толпу на штурм. За десять минут они поднимутся в кабинет директора и разобьют аппаратуру. Активировать взрывное устройство вовремя не получится.
Майор взял у одного из полицейских мегафон, вышел вперед.
– Ну, что ты нам скажешь? – заорал один из провокаторов.
Ошибка со стороны революционеров. Теперь его будут слушать – по крайней мере, несколько секунд. А потом начнут кричать: он лжет, бейте его. И застрелят… Прольется та самая кровь, которая сделает всех решительнее. Но ведь не всегда можно сказать, что человек лжет! Даже если он жандарм, который стоит перед толпой тех, кто ненавидит полицию и жандармов.
Фадеев откашлялся, приосанился и, вместо того чтобы говорить, тихо запел приятным баритоном.
Толпа стояла ошеломленная. Жандарм, который поет «Варшавянку» перед демонстрантами? По собственной воле? Он издевается? Или взбунтовался и выступает вместе с ними?
Фадеев возвысил голос и запел громче, торжественнее.
Многие в толпе подхватили припев. Некоторые – вопреки своему желанию. Пела почти вся площадь.
На порог тем временем вышел Шубин. С мегафоном в руке, он явно намеревался продолжить песню. Фадеев вспомнил досье на гуковского мэра, которое читал в Москве, – петь он умел и любил, а еще отлично играл на гитаре.
У какого-то провокатора не выдержали нервы. Он заверещал «на бой, на бой» и швырнул под ноги Фадееву гранату. Но не всё ли равно было майору? Он выиграл время. Теперь толпа не успеет подняться в кабинет директора. Скругленный цилиндр упал на ступеньки рядом с Фадеевым, закрутился. А ведь жаль обманутых людей! Посечет человек двадцать, не меньше. И Шубина, который встал с ним плечом к плечу, и молоденьких полицейских.
Надеясь, что успеет, Фадеев упал на гранату и закрыл ее телом. Землю ощутимо тряхнуло. Народ закричал. Григория удивило, что он слышит этот крик.
Колеса «Тихого Дона» бодро стучали по рельсовым стыкам. Сквозь серую мглу поезд уносился на север, в Москву. Как и для проезда на Дон, жандармерия выделила в распоряжение Фадеева целый вагон, хотя важного ключа он с собой не вез. Он взял с собой Лизу, которой досталось отдельное купе, ее маму – тоже с отдельным купе (не может же молодая девушка путешествовать с чужим мужчиной одна), мэра Гуково Шубина и начальника жандармерии Стасова – у тех были дела в Москве. Казенные средства надо экономить.
В своем купе Фадееву не сиделось. Они с Лизой стояли в коридоре и глядели в окно на убегающие огни далеких поселков, станций, переездов.
– Даже не верится, – проговорил Фадеев. – Ты рядом, я жив, всё прошло успешно. А какие новости из Москвы приходят… Пятнадцать коррупционеров из министерств явились с повинной сегодня вечером. Трое застрелились. Преступность за сутки упала на двадцать пять процентов.
– Но ведь осталась еще?
– Осталась. Но ты представляешь – двадцать пять процентов! Каждый четвертый не будет обворован, убит, покалечен…
– Как тебя самого не покалечили… В рубашке родился, – Лиза осмелилась тронуть Григория за щеку, взъерошить волосы на виске.
