Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых

нее мысли дурные, но всё же по итогу сам был отослан вон. Одна осталась в спальне Екатерина. Дважды просила себе отвар из ромашки, часа два слонялась по покоям, не в силах понять, что же ее беспокоит. И наконец заснула тревожным сном. И увидела…

…осень в Румынии. Роняют желтые листья дубы и клены. Едет в карете светлейший князь Потемкин-Таврический, голова его покоится на коленях у племянницы его, графини Александры Браницкой, единственной из родни, кто приехал к умирающему генерал-фельдмаршалу в Яссы.

– Репки хочется, – обратился он к лекарю своему. – Или хотя бы щей или квасу.

– Нельзя вам, ваше сиятельство, – простонал медик. – Да и нету этого всего.

– Ничего нельзя… Ничего нету… – пробормотал князь, отворачиваясь и морщась от боли, что преследовала его долгие недели.

Но не о близкой смерти печалился Григорий Потемкин, а о том, что не смог выполнить просьбу государыни – сколько раз за последнее время велела она ему беречь здоровье, каждое письмо начиналось и заканчивалось этою просьбой. А он не уберег, подвел свою Като, матушку русскую.

Слабость навалилась на князя, новый приступ боли скрутил внутренности, стало темнеть в глазах.

– Стойте! – приказал он. – Будет нам ехать. Уже наездились. Вынесите меня.

Расстеленный ковер, белые облака над головой, последний вздох того, кого во всей России любили, боялись, ненавидели…

…Екатерина проснулась, задыхаясь от немого крика. Отдышалась, перекрестилась, вознесла молитву небесам за то, что увиденное – лишь страшный сон. И тут же провалилась в новый, в котором…

…темный подвал. Худой мужчина с печальными глазами – прапраправнук Екатерины, отрекшийся император, но не сломленный, а потому всё еще опасный для тех, кто прибрал власть к рукам. Революция, которой так боялась Екатерина всю жизнь, свершилась. Пусть и спустя долгие годы после ее правления, однако оттого не менее трагичная. Император Николай Второй сидит на стуле, рядом – сын и жена. За ними – дочери, одна чуть в стороне, тут же слуги, решившие пойти за своими господами до конца. Все аккуратно одеты, причесаны.

– Попрошу всех встать! – слышится зычный мужской голос.

Перед императорской семьей выстроились люди в странной форме и с наганами в руках. На лице царя – снисходительное понимание, но не испуг. Царица перекрестилась. Стало тихо. Один из палачей шагнул вперед.

– Николай Александрович! Попытки ваших единомышленников спасти вас не увенчались успехом! И вот, в тяжелую годину для Советской республики…

Вскрикнул кто-то из девочек. Раздались выстрелы. Последние наследники Екатерины навсегда остались в темном подвале…

…больше государыня в ту ночь заснуть не смогла.

В холодном поту в эту ночь проснулась и купеческая дочь Федора Таранина. Снился ей любимый орел ее – сначала в темнице, а потом – идущий на эшафот за предательство отчизны. Матушка божья, да разве ж ее Алешенька предатель? Федорка проснулась в слезах. После пригрезился князь светлейший, умирающий от неведомой хвори – по разумению лекарей, а на деле – от яда медленного. Туда ему и дорога за то, что с орлом Федоркиным сделал!

А затем и вовсе странное привиделось. Темная комната, в ней вроде как император с императрицей, только государыня вовсе на Екатерину Великую не похожа… Люди с оружием, выстрелы…

В страшном смятении проснулась Федорка, но вдруг осенило ее. Не столько поняла, сколько почуяла связь между тремя сновидениями. Выпрыгнула из кровати, бросилась к иконе в углу комнаты, озаряемой первыми робкими лучами солнца, упала на колени и принялась молиться истово. Но не о судьбе империи в те минуты пеклась купеческая дочь, об одном лишь думала: «Как любимого из беды выручить?»

И, кажется, знала она выход. Часто ей сны подсказывали, как в жизни поступить. Сегодняшний – не исключение. Но хватит ли сил совершить задуманное, у нее, простой купеческой дочки? Помоги, Господи.

Солнечным утром подъезжал кортеж светлейшего к Пскову. Князь полулежал в шестиместной карете, его мутило, в желудке покалывало. Переел вчера или перепил? Впрочем, за последнюю неделю уже не первое недомогание, надо бы в Яссах лекарю показаться. Потемкин открыл папку с бумагами. Послание от рейс-эфенди Османской империи Абдуллы-эфенди с новыми условиями мира – можно подумать, турки в том положении, чтобы ставить условия… Письма из Крыма, отчеты о запасах провианта для армии… Еще один отчет – об аресте капитан-поручика Потравского двадцать седьмого числа. Обер-полицмейстер Петербурга сообщал, что арестованный при задержании проклинал на чем свет стоит светлейшего и сулил на его голову всяческие беды.

– Очень умно с его стороны, – пробормотал светлейший.

Отложил письмо, выглянул в окно, за ним блестело озеро, где-то невидимая князю девица распевала песни, и пахло чем-то… Вдруг закружилась голова, затошнило, поплыло всё перед глазами.

– Прикажи остановить карету, – только и успел сказать князь секретарю своему, Василию Попову. – Воздуху мне…