остальных несознательных колеблющихся элементов в Вольных Мирах. Внушительную панораму наших растерзанных трупов потом весь год в назидательных целях станут крутить по всем 4D-сетям. Так уже бывало в других мятежных секторах, обычная имперская практика, ничего из ряда вон выходящего.
— В общем, так, ребята, — подвел итог Тони Имхо. — Корабль у меня маленький, но сорок два человека система жизнеобеспечения должна вытянуть, если особо не шиковать. Сами решайте, кто это будет. Если обернусь за неделю, прилечу еще раз за второй партией. Если нет — не взыщите, я и так сую голову в петлю, сотрудничая с врагами Империи. Не позже чем через десять дней здесь будет карательный зверобатальон. Сейчас я иду спать, потому что гнал сюда без остановок и в ближайшие восемь часов не вполне соображабелен, а стартуем завтра утром. Сорок два человека спасу, поняли? О плате договоримся, но шкуру сдирать не буду. Разве ж я без понимания?
Потом торговец попытался заплатить за пиво — бармен только махнул на него рукой, — и, пошатываясь от усталости, побрел в номера, которые старик Хаджикоюмджиев держал для редких гостей поселка на втором этаже своего заведения.
Некоторое время мы молча переваривали неожиданную новость. В нашей дикой местности каждый человек должен быть готов к тому, что в любую секунду может внезапно умереть — дешево терраморфированная планета, опасные хищники, мерзкие болезни. Да мы и были готовы, просто всегда тошно, когда о скорой неотвратимой гибели становится известно заранее. Человек не должен знать точной даты собственной смерти, неправильно это. И особенно мерзко, когда решение о том, жить тебе дальше или умереть жуткой смертью, принимают не кровожадные хищники или смертоносные вирусы, а такие же люди, как ты — обычные мужики и бабы в имперских погонах, которые так же, как и ты, небось, любят котят, хорошее пиво и собственные семьи. Но страсть как не любят вооруженного сепаратизма.
Один только старик Хаджикоюмджиев мрачно вопросил:
— А они никак не пролетят мимо? Мы уже полвека ни с кем почти не контактируем. Может быть, нас оставят наконец в покое? Может, нас вообще не отыщут?..
Никто ему даже отвечать не стал. Два года назад к нам прилетал эмиссар от Гиго Долопихтиса, раздавал пропагандистские файлы, звал молодежь в мятежные зверобатальоны. Никто, разумеется, с ним не полетел, но раз уж нас отыскали повстанцы, значит, для грандиозной военной машины Империи это вообще пара пустяков. И там уже никто не станет разбираться, что мы не поддержали мятежников волонтерами и вообще отнеслись к ним скептически. Тем более что продовольствия мы им на всякий случай все-таки щедро отгрузили, жалко нам, что ли…
— Ну что же, — сумрачно сказал мэр Ганшпуг после продолжительного молчания, — общее собрание нужно. Чрезвычайная ситуация номер один, смертельная опасность для всего поселка. Всех касается.
Общее собрание организовали через полтора часа в спортзале ратуши, потому что бар для такого столпотворения оказался маловат. Весь поселок собрался, а те охотники, что решили сегодня заночевать в лесу, присутствовали в режиме онлайн-трансляции. Старик Хаджикоюмджиев со своими обезьянками-официантами прикатил в зал три кега пива и наливал всем желающим, а когда его спрашивали, почем сегодня, только отмахивался:
— Нипочем. Все равно добру теперь зря пропадать.
— Стало быть, отправлять надо детей, — заявил мэр Ганшпуг, когда народ с бесплатным наркопивом расселся по гимнастическим снарядам, а сам Петер еще раз подробно изложил сообщение Имхо — для бестолковых. — По-моему, все очевидно.
— Сорок человек не наберем, — заметил охотник Ото Так, суровый мужик с обветренным лицом. — Это если не считать тех парней, что уже старше четырнадцати.
— Какие же это дети — старше четырнадцати, — рассудительно ответил мэр. — Здоровые мужики, на метамедведя уже ходят, девок тискают… — Обоим парням Ганшпугам было больше четырнадцати, так что Петер старательно демонстрировал, что не просто за своих хлопочет. — Стало быть, детей отправим сколько соберем, а на оставшиеся места — бабонек покрасивше…
— Чего это — бабонек?! — возмутилась вдова Фаленопсис, в сердцах грохнув бокалом о гимнастическое бревно. — Куда это ты нас отправляешь, а? Мужской шовинизм проявил, что ли, лесной псевдокозел? Иди-ка сюда, мэр, поборемся на руках! Я ведь тебя уложу в два счета, не успеешь даже «Был неправ» сказать!
— Уложишь, матушка, уложишь, — согласился Петер. — Но у нас ведь и понежнее тебя бабоньки есть, и помоложе. Зачем всем хорошим людям скопом гибнуть? Мы-то с тобой останемся, конечно, как настоящие мужики…
Народ заволновался, зашумел, началось бурное обсуждение — особенно вдова Фаленопсис старалась до морды мэра добраться. Уж больно животрепещущая тема вышла, важнее некуда.
— Жребием надо! — ревел Тапиока, размахивая своим шерифским зубометом. Несчастный зубомет разевал пасть и щурился, не совсем понимая, чего хозяин от него хочет. — Чтобы по справедливости! Сначала детей, сколько места хватит, а потом жребием!
— В дупу себе засунь свой жребий! — посоветовал мастер Элек Мек, потрясая огромным коричневым кулаком. — Ты не мужик, что ли? Не уступишь место красивой девчонке?!
— Надо, чтобы лучшие ехали! — гаркнул старик Хаджикоюмджиев. — Незаменимые люди, чтобы на новом месте сразу колонию обустроить!
— А выбирать-то кто будет?! — злорадно заорал Тапиока. — Кто будет человечью пользу считать? Ну, доктор Ланцугва, ну, мэр Ганшпуг… А еще кого отправлять?
