Отсюда и наказание.
Не было ли оно слишком тяжелым?
Трудно сказать. Можно лишь повторить сказанное в другой главе: русская элита XVI столетия жила в почете и богатстве. Но в нужный момент она обязана была победить; победа всё оправдывала, а поражение ставило вопрос: зачем такой человек нужен государю, да и всему русскому обществу?
Воротынского не казнили, помня его прежние заслуги времен «казанского взятия». И это можно рассматривать как милостивое решение вопроса.
Простили полководца лишь в 1565 г. К тому времени уже существовало разделение страны на «опричнину» и «земщину».
В опричнину царь забрал Новосиль из обширной конфискованной «вотчины» Воротынских…
Осенью 1565-го Михаил Иванович был назначен возглавлять земскую армию, вышедшую на южный рубеж, к Туле. Снятие опалы сопровождалось большим пожалованием со стороны Ивана IV. Князю Воротынскому дали боярский чин в земской думе. Более того, ему вернули часть огромного «удела» — Одоев и Новосиль[95].
Пребывание Воротынского на Белоозере не носило столь мучительного характера, как сидение в тюрьме, погубившее его отца в 1535 г. Михаила Ивановича сносно содержали, ни о каких «оковах» речь не шла. Но государева опала наносила урон чести рода. Она означала позор, утрату влияния и временную потерю состояния. Человек, испытывавший все прелести опалы на протяжении трех лет, мог выйти из тюрьмы озлобленным, с мыслями о мести государю или о переходе на сторону Литвы. Выпустив столь высокородную персону из «нятства», как тогда говорили, Иван IV рассчитывал в будущем на ее благодарность и, разумеется, на верную службу. Пожалование боярского чина и назначение на пост главнокомандующего южнороссийской оборонительной армией стали дополнительным стимулом для примирения между царем и вельможей.
Политика ранней опричнины (1565–1567) обходилась без масштабных репрессий, ставших нормой позднее. До 1565 г. Иван IV делил власть над страной с влиятельными родами высшей аристократии. Ему весьма затруднительно было задействовать какой-либо экономический, политический или военный ресурс, если они оказывали сплоченное сопротивление. Но вот из состава единой державы выделился «государев удел», где царь мог всевластно распоряжаться всем и всеми. Иными словами, у него появились ресурсы
Возврат Михаила Ивановича диктовался и кадровыми проблемами. За несколько лет Россия лишилась четырех крупнейших полководцев: князь Семен Микулинский умер от смертельной раны в 1559-м, Алексей Басманов-Плещеев одряхлел и больше не участвовал в сражениях, Михаилу Морозову шел восьмой десяток, князь Петр Шуйский трагически погиб в 1564-м, а судьба князя Александра Горбатого-Шуйского прервалась плахой. Высший командный состав требовал пополнения.
Правда, доверие Ивана IV в полное мере к Михаилу Ивановичу не вернулось. В апреле 1566 г. 3 боярина, 2 окольничих и 7 других представителей служилой знати подписали «поручную запись» по князе Воротынском. Они поручились за воеводу в том, что он не «отъедет» в Литву, Крым, иное государство и не перейдет на службу к удельным князьям (например, к тому же Старицкому). В противном случае они обещали заплатить 15 000 рублей.
В конце 1560-х — начале 70-х г. военная деятельность князя Воротынского полностью сосредоточилась на «крымской угрозе». Его используют как военачальника исключительно для обороны Поочья.
Воротынский в оборонительной армии, выходящей к окскому рубежу, как правило, командует передовым полком или полком правой руки, в то время как главнокомандующими назначаются князья И.Д. Бельский или И.Ф. Мстиславский. Михаил Иванович — третье лицо в земской армии и земской думе. Иногда, прежде всего в случае занятости двух первых военачальников, ему дают самостоятельное командование полевыми армиями. Так, зимой 1568– 1569 гг. он ходил во главе «легкой» рати из двух полков под Рязань — отражать очередного крымского «царевича». Когда московское командование планирует бросить за Оку, навстречу крымской орде, русский корпус, то опять фигурирует имя Воротынского. Доверие? Не совсем. Если в рамках одной оборонительной операции участвует земский полководец князь Воротынский и опричный — например, Федор Басманов, — то общее командование ею отдается опричному воеводе. Даже если он на порядок уступает Воротынскому по части боевого опыта.
В августе — сентябре 1570 г. князь в очередной раз вышел как первый воевода передового полка стоять на пути у крымцев. Однако помимо этого рутинно-опасного «боевого дежурства» его мысли были заняты другим делом. Последнее время вооруженные силы Московского государства все больше и больше переключались с Южного, «Степного», театра военных действий на Ливонский. Туда уходили лучшие силы, там были заняты лучшие полководцы.
