несчастного супруга убиенного Петра Третьего… Итак, остается Августа… Последняя из дома Романовых. Последняя претендентка на престол! И если уж появиться ей на сцене, то сейчас, когда крестьянский царь Пугачев жжет помещиков!… А Пугачева братом твоим сделаем… Смирим его и с ним соединимся. И дворянство все перебежит к тебе, когда поймет, что одна ты сможешь чернь успокоить… А тут и мы из Польши огонь запалим. – Он говорил исступленно, яростно. – Вся конфедерация с тобой восстанет… В смуте исчезнет империя… Как бред… Не впервой нам сажать царя на Руси, коли слыхала про Дмитрия- царевича… – Доманский был в безумии, шептал, болтал. – Возмездие немке, растерзавшей Речь Посполитую… Возмездие!»
Не человек – фейерверк. Кстати, каким тихим и на все согласным он, судя по документам допросов (а крайних мер к нему не применяли и содержали вполне сносно) станет в Петропавловской крепости. Империя – не бред, поэтому так легко она не исчезает, а за триумфом самозванца следует роковой выстрел из пушки его прахом в сторону польской границы.
В яркой речи Доманского, буквально сходящего с ума от ненависти к России, есть одно маленькое «но», как бы ускользающее от взгляда читателя в потоках праведного гнева. Дело выглядит так, словно «безродная немка на русском престоле» одна «растерзала Речь Посполитую», причем по своей личной злобе и без всяких видимых причин. А причины были – старые, больные, давно освещавшие собой отношения двух соседних государств. Во-первых, православное население украинских земель, тяготевшее к России и при каждом волнении кидавшееся в сторону «большого брата». Во-вторых, возможность Польши пропускать войска противников России к границам империи и соединяться с ними для общего удара.
Взаимное ослабление было всегда выгодно двум государствам. Поэтому, когда в 1772 г. Фридрих II предложил поделить Польшу, разломленную конфедерацией и наводненную русскими, прусскими и австрийскими войсками, Екатерина II живо откликнулась на призыв «дядюшки Фрица» и не стала, подобно Марии Терезии, изображать из себя голубого воришку Альхена. Ею двигал жесткий государственный прагматизм.
По первому разделу Польши в 1772 г. Россия получила восточную часть Белоруссии (до Минска) и часть латвийских земель. Увесистые куски откусили Пруссия (Померанию) и Австрия (Галицию). Государственность Польши еще сохранялась, но удар по национальному самолюбию был нанесен очень серьезный. В дальнейшей борьбе для представителей антирусской партии любые средства были хороши, а самозванка – старое испытанное оружие польской шляхты – лучшее из возможного.
Итак, затянувшаяся война на юге, крестьянский бунт внутри страны, готовая вспыхнуть восстанием Польша у западной границы – таков реальный антураж нашей истории. Теперь перейдем к ее действующим лицам и начнем резвиться.
АЛЕКСЕЙ ГРИГОРЬЕВИЧ ОРЛОВ
Заметьте себе, Остап Бендер
никогда никого не убивал… Я,
конечно, не херувим. У меня
нет крыльев, но я чту
Уголовный Кодекс. Это моя
слабость.
Я не открою для читателя ничего нового, если скажу, что основой любой романтической истории является любовный треугольник. Он может быть усложнен какими угодно фигурами, но жесткое переплетение судеб троих, из которых двое любят друг друга, а третий по соображениям корысти или собственной страсти (что, конечно, смягчает вину) плетет разнообразные интриги, остается неизменным.
В истории княжны Таракановой, рассказанной Э. Радзинским, тоже есть подобный треугольник главных героев, чьи судьбы и внутренний мир особенно занимают автора: это граф А.Г. Орлов, самозванка и Екатерина II. Однако разобраться в том, кто здесь кого любит, и кто кому мешает, далеко не так просто, как кажется на первый взгляд. Начнем с мужского персонажа, т. к. от его литературной характеристики зависит очень многое в восприятии темной
