типы киевских, черниговских и новгородских гривен. Автор этих строк не находит удовлетворительного объяснения тому факту, что эти доступные даже для неспециалиста сведения оказались за пределами внимания уважаемых исследователей.
Фактически вся глава о русской монетной системе с лихвой полна подобного рода изувековечивающими трактовками. Нет смысла анализировать здесь последующие параграфы, поскольку в них мысль уважаемых авторов столь далеко отрывается от наукоподобия, что и комментирование их «открытий» примет формы чистого анекдота. Вот на странице 142 делаются выводы из сходства слов «алтын» и «гульден» (и то, и другое переводится как «золотой», и это симптоматично). Здесь же звучит широковещательное и многошумящее заявление, что русская и татарская денежные системы едины, а объяснять это надо тем, что Русь и есть Орда, а термины деньга и алтын, заимствованные из тюркского языка в русский, на самом деле не заимствованы, поскольку трудно заимствовать что-либо у самого себя. Жаль только, что никаких золотых алтынов, как, впрочем, и серебряных, на Руси в ордынское время не чеканили, и алтын был не монетой, а единицей счета. И, кстати говоря, если заимствовать у себя было нечего, то откуда взялись незаимствованные сребреники и златники, с точки зрения уважаемых авторов, бытовавшие одновременно с копейкой, деньгой и алтыном?
На с. 143 соседствуют изображения двух средневековых русских монет. Одна – с неправильно прочитанной уважаемыми авторами надписью «государь всеа Руси», другая – с нечитаемой татарской надписью. Следует комментарий: «Иногда «нечитаемыми» называются монеты, на которых надписи прочитать можно, но при этом возникают противоречия с принятой версией хронологии истории…». Так не те же слова «государь всеа Руси» написаны «забытыми сегодня буквами, вязью» на второй монете? Автор этих строк прослезился от умиления: не дать ли крупную премию исследователям, установившим использование вязи на монетах? До сих пор она характерна была для одних только рукописей, да и не забыта никем… Но семимильными шагами устремляется вперед отечественная наука, каждый день сталкиваешься нос к носу с новыми открытиями: сегодня забыта вязь, бесстыдно помолодел сребреник. Орда стала Русью. Завтра окажутся забыты устав, полуустав, скоропись и современное начертание букв; Япония станет Канадой, доллар обнаружат в каменном веке. Но даже если все это случится, то и тогда автор этих строк под микроскопом не прочитает нечитаемую надпись, потому что она нечитаемая, и попытка медитировать над ней скорее приведет к окончательному просветлению и нирване (N 6), чем к прочтению. Предпочтительнее, право, погадать на кофейной гуще: «государь всеа Руси» или «Аллах акбар».
И так далее.
ЛИКВИДАЦИЯ РАДЗИВИЛЛОВСКОЙ ЛЕТОПИСИ
А.Т. Фоменко искренне убежден, что вся древняя русская история была сфальсифицирована «придворными» историками династии Романовых. Эти ловкие люди прятали и подделывали русские летописи просто в массовом порядке. Они же, надо полагать, наполнили архивы средневековыми документами поздней «сборки» и подсунули советским археологам новгородские берестяные грамоты. Особую роль в теории «романовского фальсификата» играет Радзивилловская летопись.
Фом-дружина придерживается того мнения, что эта летопись «представляет из себя основной, древнейший и первый по времени обнаружения список знаменитой «Повести временных лет»… Все остальные списки «Повести временных лет» являются фактически копиями Радзивилловского» (с. 81). Описания крупных книжных собраний, относящиеся к XVII столетию, буквально пестрят упоминаниями летописей, и совершенно непонятно, почему Радзивилловская летопись занимает первое место в конкурсе на древность «обнаружения». Бог весть почему Лаврентьевская летопись, относящаяся к XIV в. (1377 г.), осталась для уважаемых авторов тайной за семью печатями вместе с нею еще несколько летописных сводов, содержащих текст «Повести временных лет» традиционно относимых источниковедами к более раннему времени. Радзивилловская летопись изготовлена на бумаге, в то время как имеются пергаментные списки «Повести временных лет» (хотя бы та же Лаврентьевская летопись), ан нет, прихотливое воображение уважаемых авторов пылает странною любовью именно к Радзивилловскому списку. Отчего ж?
Отчасти, быть может, виной тому несколько неосторожная фраза Я.С. Лурье, написавшего предисловие к академическому изданию Радзивилловской летописи серии «Полное собрание русских летописей» (том 38): «Радзивилловская летопись – древнейшая, дошедшая до нас, – текст ее завершается первыми годами XIII века» (Указ. Соч., с. 3). Но Лурье пишет это в издании предназначенном для использования историками-профессионалами, и фраза его специалистам вполне понятна. Тем более что сразу вслед за нею идет комментарий, с доброй неизменностью опускаемый во всех трудах Фом-дружины – непонятно, какого лукавства ради. Вот этот комментарий: «…текст Ипатьевской летописи доходит до 1292 г., Лаврентьевской – до 1305 г., Новгородской I старшего извода – до 1352 г.». Даже очень «неспециальному неспециалисту» должно быть понятно, что речь идет о формировании текстового комплекса, а не об изготовлении «списков», т. е. самих рукописей, содержащих «Повесть временных лет». Сама ПВЛ создана была в начале XII столетия, а все то, что идет после нее, – добавления из местных летописей Южной или Владимиро-Суздальской Руси. Логика летописеведа: летописец завершил свой труд в первые
