слишком высоко, водитель высовывался по пояс из бокового окна и рукой слегка прикрывал его. В стальном кузове самосвала были насквозь прорезаны электросваркой громадные буквы «БГ433», и через них на дорогу плоскими струйками непрерывно тек песок. Старенький, но вполне респектабельный джип вез на крыше обычный железный бак для мусора — грязный и подписанный масляной краской «ЯСЛИ 7». У маленькой «Дэу» нежно-салатового цвета из распахнутой горловины бензобака торчал заправочный пистолет с обрывком шланга. Старинная «Волга» несла на своем капоте трехметровую иглу антенны — она с оттяжкой стегала ветви каштанов, растущих вдоль дороги.
Припаркованные автомобили стояли совсем дико и в совершено неожиданных местах. Но особенно меня почему-то поразил оранжевый эвакуатор: он торчал посреди тротуара, занимая все пространство, а прохожие обходили его по проезжей части. Судя по спущенным колесам и мусору, накиданному на площадку, стоял он здесь с зимы.
— Вот тут и живу, — сказал я Дженни, когда мы свернули во дворы и подошли к подъезду бетонной башни. — Заходи. Нам на последний этаж, лифт сейчас не работает.
— Сейчас не работает? — на всякий случай с ударением переспросила Дженни.
— Ну да. Его в будни утром выключают, а в шесть вечера снова включают. — Я покосился на нее. — Только меня не спрашивай, зачем. Может, электричество для каких-нибудь окрестных цехов экономят. Я здесь третий год живу, всегда так было.
— Вот я и думаю, — вздохнула Дженни. — Если мы приняли препарат сегодня, то как же оно всегда так было?
Я пожал плечами.
— Ну вот смотри, — продолжала Дженни, бодро шлепая по ступенькам резиновыми галошами, — у тебя на входе в дом целых четыре двери подряд, одна за другой. Четыре! Подряд! Это всегда так было?
— Ну да. Сначала кодовый замок, на второй — домофон, третья обычная, ну и четвертая железная…
— Ладно, а вот это что? — Дженни бесцеремонно указала пальцем.
— Это дядя Коля, — объяснил я. — Здравствуйте, дядя Коля.
— Здоров, — кивнул он, не отрываясь от экрана.
— А почему он сидит на лестнице в одних трусах?
— Ему дома жена курить запрещает.
— И он всегда так сидит?
— Нет, конечно. Зимой — в свитере.
— Но все равно сидит здесь? С телевизором на коленях? — допытывалась Дженни.
— Ну да… Пришли, вот моя квартира. — Я распахнул электрощиток и вынул из тайника ключ.
Дженни с любопытством озиралась.
— Скажи, а вот эти все ведра и тазы… — начала она.
— Это не мое, — перебил я. — Это хозяйки. Она здесь почти не бывает. А моя комната вот тут.
— Нет, просто я никогда не видела столько ведер. Зачем они ей?
— Она домашнее мыло варит.
— Домашнее мыло? — отчетливо переспросила Дженни, внимательно глядя на меня. — Мыло? Домашнее?
Я пожал плечами.
— И это нормально? — подытожила Дженни.
— Вроде того.
Дженни долго смотрела на меня, а затем вдруг облегченно рассмеялась.
— Ну, слава богу. Я уж боялась, что все три дня будет плющить. А тебя, я вижу, уже отпускает потихоньку. Значит, скоро и меня отпустит.
— Что-то я не уверен, что меня отпускает, — пробормотал я, заглядывая в холодильник. — Слушай, еды нет, давай я в магазин спущусь?
— Я с тобой! — быстро сказала Дженни.
— Хочешь переодеться? — предложил я. — Майку и штаны найду, а вот с обувью не уверен…
— Зачем? — удивилась Дженни. — В пижамах и пойдем, полгорода уже прошагали.
— Ну теперь-то у нас есть во что переодеться.
— Так кругом же одни ебанутые, — возразила Дженни. — Чего мы будем выделяться?
— Тоже верно, — согласился я.
В магазинчике было немноголюдно, и мы с Дженни неспешно шли вдоль стеллажей. Я рассматривал ценники и этикетки, которые попадались по пути.
— Знаешь, нет, — сказал я, наконец. — Совсем меня не отпускает. Даже и не думает. Наоборот, все сильнее и сильнее накрывает.
