– Его отец давно мертв. Но во сне он частенько навещает сына. Они, видишь ли, крепко связаны. Мать их бросила, когда Степе было три года. Сам понимаешь, папа у него за себя, за маму, за брата и за друга. И где-то еще за дядю с тетей. Я его фотографию видел. Очень красивый мужчина, крупный. Боевой офицер. Гордей говорил, он и в Анголе, и в Афганистане, и в Молдавии, везде побывал. Медаль «За отвагу» или «За боевые заслуги», не помню, и орден «Дружба народов». У абхазов ему ногу оторвало. Мина. Сорок лет человеку, военный - что надо, а вышел в тираж. По Гончарову получилось, «обыкновенная история». Инвалидность ему дали, пенсию назначили, которую не платят. Крепкий был мужик, долго не падал духом, работу искал. Продавал что-то. Потом пообещали ему вохровское место…
– Что, прости?
– Сторожем. Вооруженная охрана, вохра, далекий ты от народа человек!
– Я сам народ. А от себя далеко не уйдешь.
– Не цепляйся к словам. Вот Гордеев отец пошел окончательно договариваться, пришел, а его к главному хозяину зовут, я понял, это такой молодой хлыщ. Он ему, офицеру, хлыщ этот, одно только сказал: «Такие как вы больше никому не нужны. Вам надо скорее умирать, чтобы под ногами не путались». Ну и получил в глаз. Гордеев отец, он, видно, так и не захотел себя согнуть, ничего не боялся. Его, конечно, побили. Домой весь в крови, ребра поломаны, пришел. Ты можешь себе представить, чтобы инвалида за что- нибудь так били? Он ведь за отечество…
– Могу.
– Ты прав, я тоже, наверное, смогу. Сейчас у меня тоже, наверное, получится. Он Гордея позвал к себе и подробно все раны и где, он думал, переломы показал. Рассказал, как дело было, только не стал адрес давать, и кто конкретно ему это причинил. Потом говорит: «Запомни, сынок, тебе надо надеяться только на себя одного. В мире - сплошная ложь и бесовщина. Держись!» Отпустил от себя, а сам через минуту из американского трофейного пистолета застрелился. Гордей тогда только-только из армии вернулся, тоже, я думаю, навидался всякого. Удивляюсь, как он нам-то с тобой верит.
– Где мы живем, Ваня! Почему так выходит, что всякий раз голая правда оказывается черного цвета? Куда подевалась наша белая правда? Скажи мне!
– Да черт его знает, где твоя белая правда. Вот именно, что черт. Из «Философского дневника» Тринегина: «ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛИТЕТ Я не интеллигент. Я никогда не был интеллигентом и, надеюсь, никогда им не стану. Я попросил своих знакомых прикончить меня, когда я начну, от чего Господи убереги, сочувствовать интеллигенции. Я приготовил на этой случай письмо, которое поможет им избежать сложностей с милицией. Слово «интеллигент» всегда было в моем понимании бранным. Не в том смысле, который вкладывают в него пролетарии, «славя» очкарика в очереди за вином. Нет. Есть высшие бранные смыслы. Кто-то шепотом скажет: «Интеллигент». А эхо громово разносит: «Праздность, пустозвонство, предательство». Ни один интеллигент не получил морального права укрываться за драгоценным чеховским пенсне. Практикующий врач - уже не интеллигент, поскольку он труженик. Интеллигент в подавляющем большинстве случаев - праздный прожектер, болтун, лентяй. Если он сдвигается с места, то лишь постольку, поскольку ему необходимо явить соратникам красоты собственной мыслительной деятельности. Интеллигент отвратителен тем, что готов первого встречного изнасиловать какой-нибудь философской идеей, дорогой ему в данный конкретный момент. Интеллигент по сути своей либо журналист, либо террорист. Правдолюбец с брюшком и светом агрессивной истины в глазах или мрачная прокуренная до кишечных корней личность подпольного вида, любящая цареубийство. Реже - преподаватель, поскольку учительский труд требует некоторого напряжения и большой самодисциплины. Интеллигент всегда знает, как надо жить. Он без тени сомнений убьет сто человек из тысячи, если есть шанс, что тысяча заживет так, как ей, по скромному интеллигентскому разумению, положено устроить свою жизнь. Интеллигент презирает факт и неизменно ставит выше его систему, порожденную его личной оригинальной бредовостью. Система выше знания, поток предпочтительнее состояния, чаемый рассвет дороже нынешнего дня. Интеллигент с пафосом заявляет, что все претерпит ради любви к ближнему, ради народа, мира, познания. Прогресса. Либерализма. Этой любовью он гвоздит тех, кто не верит ему, или тех, у кого своя любовь, своя вера. Этой любовью он расстреливает народ и коверкает ближних, желая создать из них людей совершенных. Поэтому интеллигент не способен по-настоящему сильно верить в Бога: он сам себе бог, сам демиург, если дорвался до власти; его конкретно интерпретированная любовь наполняет воспаленный мозг уверенностью во вселенской правоте, которую реально существующие божества могут только подтверждать - такова их роль. Впрочем, материализм, атеизм и т.п. - еще удобнее. Интеллигент любит женщин как соратниц по борьбе или как особ, до которых надо снизойти жалостью, душевно поврачевать. Женщина-интеллигент вообще к сильной любви неспособна. В лучшем случае она привычку жить с восхитительным умником из наших называет любовью. Ради пустейшей идеи интеллигент легко предаст мать, брата, собственного ребенка. Интеллигенция ядовита и отвратительна, как клубок спаривающихся на солнышке гадюк. Есть в интеллигенции предельно концентрированное сатанинство. Когда интеллигент проходит рядом, явственно чувствуется легкий запашок серы. Я был восхищен предсмертным выступлением Гумилева по телевидению, когда Лев Николаевич сказал: «Я не интеллигент, я профессионал». Я радовался как ребенок, прочитав у гениального Гиренка ответ на вопрос «Какое общее дело у русской философии?» - «Сделать так, чтобы интеллигенция перестала оказывать решающее влияние на народ». Я бы хотел, чтобы интеллигенции в моей родной стране не было. Для обозначения сообщества хорошо образованных людей, притом склонных к сложной интеллектуальной жизни, предлагаю термин интеллектуалитет. Интеллектуалитет объединяет всех интеллектуалов безотносительно политических, этических, эстетических предпочтений. Все то, что придерживается особой платформы, включающей этический фундаментализм, либерализм, гуманизм, любовь к прогрессу и безбожию - интеллигенция, «образованцы», безотносительно того реального интеллектуального уровня, на котором пребывают конкретные личности. Ум, знания, творчество должны быть отделены от смердящего слова
