Десятки первоклассных исследователей и блистательных историософов предлагали образованной публике свои ответы на вопрос о том, что такое опричнина.
В книге «Иван Грозный: Бич Божий» я дал краткий обзор главнейших мнений на этот счет{2}. Нет смысла возвращаться к реестру подобного рода концепций. Но, пожалуй, следует перечислить те из них, которые отвергаются целиком и полностью за полной бездоказательностью или же, напротив, из-за того, что их необоснованность превосходно доказывается.
Так вот, опричнина не была…
…капризом полубезумного маньяка;
…организацией, осуществлявшей в основном охрану царя и его семьи, чем-то вроде лейб-гвардии;
…высшей формой служения Богу и государю для русских православных людей;
…инструментом борьбы с ересями;
…аналогом НКВД в XVI веке;
…проявлением «вечного» и «естественного» для русского народа сочетания холопства с тиранией;
…зародышем истинно-самодержавных начал;
…исторической случайностью.
Если кто-то из уважаемых читателей придерживается одного из перечисленных мною мнений, остается настоятельно посоветовать ему одно: закрыть книгу и не мучить себя процессом чтения.
Автор этих строк видит в опричнине военно-административную реформу, притом реформу не слишком обоснованную и в итоге неудавшуюся{3}. Она была вызвана общей сложностью военного управления в Московском государстве и, в частности, «спазмом» неудач на Ливонском театре военных действий. Опричнина представляла собой набор чрезвычайных мер, предназначенных для того, чтобы упростить систему управления{4}, сделать его полностью и безоговорочно подконтрольным государю, а также обеспечить успешное продолжение войны. В частности, важной целью было создание крепкого «офицерского корпуса», независимого от самовластной и амбициозной верхушки служилой аристократии. Борьба с «изменами», как иллюзорными, так и реальными, была изначально второстепенным ее направлением. Только с началом карательных действий по «делу» И. П. Федорова она разрослась, приобретя гипертрофированные масштабы. Произошло это лишь через три года после учреждения опричной системы! Отменили же опричнину, поскольку боеспособность вооруженных сил России она не повысила, как задумывалось, а, напротив, понизила и привела к катастрофическим последствиям, в частности сожжению Москвы в 1571 году.
Теперь стоит обратиться к судьбе государя Ивана Васильевича. Ведь это его волей производилась реформа. Возможно, замысел ее изначально принадлежал не только ему, но и другим «отцам-основателям» опричнины. Например, боярину Басманову. Или, скажем, Василию Михайловичу Захарьину- Юрьеву. Или кому-то из рода князей Черкасских.
Но…
Если бы идея опричнины не была воспринята монархом как «своя», «родная», если бы он не предпринял активных действий по ее осуществлению, если бы он не проводил ее в жизнь мощными волевыми усилиями, ломая всякое сопротивление, то ей бы никогда не обрести плоть. Иван IV — первый и главный опричник. Его планы, его интересы при строительстве этой системы были приоритетными. Кроме того, власть государя являлась тогда основным источником законодательного творчества и политической практики. Державный правитель, возглавив опричнину, придал ей полную легитимность, хотя многие современники должны были видеть в ней какое-то небывалое, революционное действие.
Зачем ему — не государству Российскому, не Русской цивилизации, не военно-служилому классу нашей страны, — а лично государю Ивану Васильевичу понадобилась эта реформа? Чего он хотел от нее?
Причины, толкнувшие царя на создание опричнины, делятся на три группы. Каждая из них может быть представлена как нить, нерасторжимо соединенная с двумя другими в подобие морского узла.
Первая из них связана с историей русской политической элиты: как она складывалась во второй половине XV — начале XVI века, сколь сложно была организована и в какие отношения вступала с московскими государями. В сущности, речь идет о том, как русские монархи и русская служилая знать делили между собою власть над страной. Аристократы не могли обходиться без законного государя, а их повелитель не умел обходиться без опоры на аристократию. Но поле для компромисса между этими двумя сторонами было одновременно и полем жесточайшей «позиционной» войны, которая велась за инструменты управления.
Вторая сложилась непосредственно перед введением опричнины — из результатов «первого раунда» Ливонской войны, из глухой борьбы Ивана Васильевича с мощными группировками «княжат». Условия для большого политического кризиса складывались на протяжении десятилетий. Но лишь когда началось «обострение», когда настоящий болевой спазм пронзил верхний ярус русского общества, грянула опричная гроза, а вместе с нею — глобальная перестройка управленческих структур в Московском государстве.
