Опричнина и «псы государевы»

войск захлебнулось — тут уж виноват не царь, отбывший после пайдинского успеха из действующей армии. Следовательно, почести, оказанные Малюте, косвенно возвышали и самого государя: если памяти героя, павшего смертью храбрых при взятии мощной крепости, воздаются такие почести, значит, дорогого стоит сама победа… Правда же состоит в том, что Пайда, хоть и сильный замок, а все же по ценности далеко уступает и Казани, и Полоцку. Успех — да, но частный, невеликий. Огромная армия, собранная под стенами замка, была явно избыточной для решения подобной задачи. Но бой был, кровь пролилась, погиб видный человек. Резонно возвысить смерть его, тогда вместе с нею возвысится и само приобретение, купленное кровью столь известного мертвеца.

В натуре государя Ивана Васильевича сочетались артистизм и прагматизм. Кто умер под Пайдой? Верный пес. Большая ли потеря? Да не столь уж незаменим преданный палач! Псы всегда найдутся, буде в них возникнет надобность… Но даже из трупа любимой собаки можно извлечь политическую пользу.

* * *

Итак, Г. Л. Скуратов-Бельский — государев любимец, высоко взлетевший не по «отечеству», не из-за наличия особых командирских или административных способностей, а лишь по благоволению Ивана IV. А благоволение это купил он палаческими услугами. Не один он был таков, опричнина приютила немало выдвиженцев, с радостью вступавших с монархом в подобного рода «торговлю».

Малюта — печальный парадокс русской истории. Изо всей его жизни скудные свидетельства источников едва-едва высвечивают последние пять лет. В конце 1567 года Григорий Лукьянович всплывает на поверхность истории из мутных глубин анонимности. В самом начале 1573 года он гибнет. Известий о его судьбе — с гулькин нос. Добрую половину истории опричнины он был там никем. Лишь на протяжении последних трех лет ее существования Малюта играл видную роль. Именно тогда он сделался «первым в курятнике» — на недолгий срок.

Но… именно его запомнили современники и потомки. Именно с его именем — помимо имени самого царя, разумеется, — поколение за поколением связывает опричнину. Именно он стал в массовой исторической памяти лицом опричного уклада. Не Басманов, не Вяземский и подавно не Безнин.

А тот, кто дальше всех пошел в нравственном падении, тот, кто более всех прочих утратил образ Божий, содержащийся в душе каждого человека.

Наверное, можно в этом усмотреть высшую волю.

Ведь человеку надо было очень стараться, чтобы за столь незначительное время приобрести столь громкую славу великого душегуба. А если система позволила ему добыть эту славу, значит, совершенно правильно великий душегуб стал ее живым символом.

Народ наш умеет из всего извлекать самую суть.

Пара капель «свежей крови». Русская военно-политическая элита во время опричнины и после нее

Эта книга не претендует на гордое звание научного исследования. Скорее, она представляет собой результат исследования, изложенный в популярной форме. На протяжении нескольких лет автор этих строк занимался историей опричнины. Что-то высветилось, иное осталось темным… Главное же таково: никогда, ни в какой момент своей истории опричнина не являлась простым устройством. Пишут о ней публицисты и политики, журналисты и писатели: она — то, она — другое, но в любом случае предполагается почему-то, что она обладала качествами единства, монолитности, что суть совершенно ясна. И не нашлось в итоге ни единства, ни монолита, ни ясности…

Прояснились те стороны исторической биографии опричнины, которые до сих пор не считались «магистральными». Напротив, многие обстоятельства и процессы, столь сильно привлекавшие внимание умов — как незаурядных, так и дюжинных, — ушли на второй план.

Например, очевидной стала полная беспочвенность сравнений опричнины с революцией, да и контрреволюцией. Она не взломала общественный уклад и не переменила его кардинально. С другой стороны, она не была направлена к сохранению каких-то глубинных, исконно русских, истинно христианских основ жизни в России. Нет! Ни в малой мере. Если бы опричнину вводили в XVIII или XIX столетиях, то действия по ее устроению современники назвали бы реформой. Именно так. Военно-политической реформой, подстегнутой тяжелыми условиями военного времени.

Итоги опричной реформы для страны оказались скорее отрицательными. Главная война, которую вело тогда Московское царство — Ливонская — завершилась тяжелым поражением и территориальными потерями. Боеспособность и управляемость армии нисколько не повысились. Более того, раскол в русском военном командовании оказался пагубным: он стал одной из причин московского разгрома 1571 года. Почти все преобразования, проведенные в армии и управленческой системе за время опричнины, оказались позднее отмененными. Во второй половине 1570х годов русская армия и русская политическая система вернулись к доопричному состоянию.