нахожусь в узбекской степи и являюсь «черным археологом», а «моя» находка и не моя, по большому счету, а афанасьевская, и уйдет она в руки безымянного покупателя через длинную цепь посредников, правда, за очень крупные деньги. Так что о славе не приходилось даже и мечтать.
Я снял чайник с огня, выбрался из-под тента и увидел идущего к палатке Валеру. Он был без автомата, но от него исходила какая-то неприятная аура, заставляющая чувствовать опасность. Заметив меня, Валера изменил курс.
— Василий Петрович не спит? — поинтересовался он, подходя поближе. Солнце отражалось на выпуклой поверхности его фотохромных очков.
— Нет, — как можно строже ответил я, — а у тебя что за интерес?
— Побазарить.
Я отодвинул входной клапан, и мы вошли. Афанасьев сидел у стола и чистил от праха нагрудную пластину. Я молча достал пиалы и разлил кипяток.
— Василь Петрович… — Валера замялся, — мы с корешом хотим узнать, чего нашли, чтоб… без балды всякой, там, было. Ну, вы понимаете, в общем.
Испытующий взгляд Афанасьева стал жестким. Валера молчал, ожидая ответа. Несмотря на тюремное знакомство, Петрович приучил дебилов обращаться к нему на «вы», понимая, что в полевых условиях лучше не давать спуску. Ну и правильно. «Oderint, dum metuant»,[1] как говорили в Древнем Риме. Удивляясь про себя борзости охраны, я налил чай и, убирая кружку с заваркой, незаметно поправил под одеждой ТТ.
— Не стремайся,[2] никто тебя не разведет, — неожиданно резко произнес Петрович.
Я обернулся, взяв свою пиалу, и увидел на лице Валеры какое-то странное выражение зачарованной алчности, с которым он взирал на золото, разложенное на столе. На секунду мне показалось, что его взгляд прикован к кинжалу Хасана ас-Сабаха, но потом он моргнул и отвел глаза.
— Рабочих покормили? — спросил Афанасьев.
— Сейчас накормим. — Валера снова стал прежним исполнительным охранником.
— Тогда можешь идти, — сухо сказал Петрович и вернулся к прежнему занятию.
Валера напоследок осмотрел стол, зыркнул на меня, надел очки и покинул палатку.
Петрович молча продолжал чистить пластину.
— Не нравится мне это, — сказал я.
Петрович помахивал кисточкой: ших-ших-ших-ших. Нагрудник был уже чистый. Наконец он сдул на стол пыль, отложил кисть и соизволил повернуться ко мне.
— Распустились, — выразил он свое мнение. — Надо держать с ними ухо востро. Дай-ка чашку.
Я протянул пиалу. Петрович отхлебнул чай. Было видно, что он озадачен и, по-моему, даже слегка испуган.
— Пушка при себе? — спросил он.
Я кивнул.
— Приглядывай за ними. Особенно за этим. — Петрович указал на вход. — Странный он какой-то сегодня. Мне очень не нравится.
Он отвернул край салфетки, прикрывавшей, как я думал, поднос со шпателями. Под салфеткой лежал пистолет. Петрович поставил его на предохранитель, встал и засунул под рубашку.
— Пойду пробздюсь, — пояснил он, — а ты побудь тут.
Я согласно кивнул. Золото могло стать слишком сильным искушением, особенно для дебилов, никогда настоящего богатства не видевших. «Не искушай ближнего своего», как сказано в одной очень умной книге.
У входа Василий Петрович обернулся.
— И еще, — сказал он. — По-настоящему ценными здесь являются только эти предметы…
— Вещи ас-Сабаха, я понял.
— Если что, — Афанасьев махнул рукой, — спасай их в первую очередь.
— Я понял, — повторил я.
Петрович вышел. Далеко он, конечно, не уйдет — слишком жарко. Так что я вполне мог на него рассчитывать в случае чего.
А в случае чего? Разве что Валера с ножом в зубах влезет через разрезанный брезент палатки? Ерунда. Но что-то в его поведении меня насторожило. Был он какой-то странный, как одурманенный. «Шмали» обкурился, что ли, или вид золота так подействовал? Хотя наши охранники потому и звались дебилами, что действительно были дебилы. Валера всегда импонировал мне меньше Жени, который, впрочем, тоже не подарок. Шизоидный пацан этот Валера: три судимости, и все три за грабеж. Я хотя и не антрополог и вряд ли бы согласился с теорией Ломброзо, но в чем-то итальянец Чезаре был прав, утверждая, что тяжелый подбородок, скошенный лоб и вывернутые уши свидетельствуют о наличии у человека склонности к насилию. Я бы также затруднился определить национальную принадлежность Валеры по внешним признакам. В нем явно смешалась кровь не одного народа: по большей части, видимо, славяне, но присутствовали и татарские черты, и семитские, что-то было от германцев, да и от среднеазиатских народностей было немало.
