подлинные символы власти.
— Ну уж «зверям» мы хрен чего дадим! — воскликнул Басурман, подкрепив слова размашистым ударом левой руки по предплечью правой, обозначая тем самым длину того «хрена», который он намерен выдать ненавистным азиатам.
— Превосходно, — удовлетворенно заметил пресвитер. — Мне удалось получить, помимо всего, еще и адрес, по которому проживает археолог. Он часто бывает дома, поэтому застать его будет нетрудно.
— У вас много друзей в Алькантаре, — заключил Костас.
— Всего один, зато очень хороший, — мягко улыбнулся Фридрих Готтенскнехт. В его улыбке, было что-то от грозовой тучи.
6
Приручение Есикова не заняло у меня много времени и дало превосходный результат. Вечером следующего дня, когда я связался с ним из таксофона, Леша с радостью в голосе поведал, что забрал свое заявление и как мог успокоил ментов. Может быть, я бы и поверил ему, не пригласи он меня в гости. Я догадался: опера хотят со мной встретиться.
Вряд ли обэповцы забыли вспышку светошокового фонаря и простили мне эту выходку. По горькому опыту я знал, что оперуполномоченные — народ злопамятный и не успокоятся, пока не отомстят. Но вот что в их понимании могло означать слово «месть»? Точнее,
Ну а раз так, то и приглашал меня в гости Леша не по собственной инициативе. Слишком наигранным был его беспечный тон. Я подумал и решился:
— Хочешь побеседовать со мной о дальнейших взаимоотношениях? — Надо же было найти повод для нанесения визита, сам он почему-то выдумать ничего путного не смог, просто пригласил в гости, и все. Растерялся или намекал таким способом, что не один? — Во сколько к тебе заехать?
— Ты завтра днем свободен? — спросил Леша, которого словно подтолкнули.
— Свободен ли я днем? Ну конечно, — не колеблясь откликнулся я. — К тебе готов приехать в любое время.
— Я буду ждать тебя к трем, — назначил Есиков, и мы распрощались.
Садясь в машину, я был преисполнен оптимизма. В самом деле, почему бы мне не пообщаться с мусорами? «Токарев» казался хорошей страховкой от подставы со стороны Леши. Случись со мной что — и неприятности будут обеспечены нам обоим, не только мне одному. «Nil inultum remanebit»[23] В том, что улика против Есикова попадет куда надо, если я не появлюсь дома в течение суток, я был уверен на сто процентов.
Славу я брать на встречу не стал. Не хотелось сталкивать его лоб в лоб с лягавыми: не столько за друга беспокоился (лягавым волка не взять), сколько за ментов — не дай Боже, соскочит у афганца планка. С операми я ехал поговорить, а не убивать их. Поэтому в условленное время я стоял перед есиковской дверью и ждал, когда мне отворят. Я был в приподнятом настроении и приготовился к встрече: на руку были надеты Браслет и Перстень, с которыми я не расставался, а во внутреннем кармане притаился Кинжал. Предметы внушали уверенность, что я в любой момент смогу заставить подчиниться любое человеческое существо.
Я позвонил еще раз, но открывать не торопились. Тогда я постучал. Это возымело действие в том смысле, что дверь раскрылась сама. Я вошел в полутемную прихожую.
— Ау, Леша, — позвал я.
Не дождавшись ответа, шагнул в комнату и замер на пороге: такое увидеть я никак не предполагал. Можно было рассчитывать встретить знакомых ментов, похожих на коммерсантов, либо незнакомых — в масках и бронежилетах, явившихся брать особо опасного преступника, но представшее внезапно зрелище застигло меня врасплох.
Посреди комнаты неподвижно стоял громадный негр в белом бурнусе, подпирая головой потолок. В руке его блестел широкий африканский нож. Позади в кресле распластался истерзанный труп сексота, выпотрошенный с педантичностью хорошего повара. Кто был поваром в этой дьявольской кухне, я уже догадался. Чернокожий исполин застыл как статуя, его широко раскрытые глаза были обращены в пространство, будто он пребывал в наркотическом трансе. Внезапно губы зашевелились, и неестественно высоким певучим голосом он произнес:
— Ассасини…
У меня отвисла челюсть, однако я не издал ни звука, ошеломленно обозревая апокалипсическую картину. Могучее тело африканца, словно вырезанное из черного дерева, поражало первобытной мощью. Он был одет в джинсы цвета хаки и вышеупомянутый бурнус, не скрывавший, однако, гармоничного рельефа выпирающих мускулов.
Кто он — исмаилит из Эфиопии, абиссинский колосс, вторгшийся на землю неверных?
