индивидуальна. Для Юры, бережно относящегося к вверенному имуществу и привыкшему к спокойной жизни, такой величиной стали два километра кабеля. На этом известии он сломался и далее воспринимал информацию понуро, без бурных эмоций. Он смирился и начал обвыкаться с новым положением. Если бы ему сказали, что учения отменяются, линейно-кабельный взвод все равно был бы готов к часу «Ч» бежать на спортгородок и тянуть связь, куда прикажут.
На следующий день Макс видел, как связисты выскакивают из дверей почты, обвешанные полевыми телефонами и радиостанциями, держа в каждой руке по две катушки кабеля. Возле футбольного поля их ждал контейнер, похожий на средних размеров барокамеру. Предполагалось, что в нем находится аварийная ядерная боеголовка. По приказу начальника связи Соединения Юра развернул коммутатор прямо под боком контейнера, натянув для защиты от излучения ОЗК и противогаз. У самого полковника по случаю учебной тревоги на боку висела противогазная сумка, но до ношения комплекта химзащиты начсвязи не снизошел. Высокое звание и должность надежно берегли его от проникающей радиации. Рядом суетились инженеры из состава технической обслуги, наряженные в серебристые офицерские плащи, но без противогазов. Зато над личным составом ЛЭВС издевались по полной программе. Три пары матросов в полном облачении метнулись разматывать кабель, а бедный замкомвзвода остался возле коммутатора, не имея возможности содрать резиновую маску. На тридцатиградусной жаре Юре было хорошо, и он только похрюкивал мембраной, с ненавистью косясь на пустой контейнер — источник всех его бед.
Когда суета закончилась и офицеры разбрелись по своим прохладным подземельям, движимый любопытством Макс подошел к «бочке». Юра скинул химзащиту и сидел, прислонившись спиной к контейнеру.
— Знаешь, Макс, — задумчиво произнес он. — Судя по докладам, четырнадцать катушек ушло. Это семь километров кабеля. Теперь запаримся его мотать и чистить.
— А говорил, что я прикалываюсь.
— Что ты… Вот они… — Юра мотнул головой в сторону сооружения 34, где обитали хозяева контейнеров. — Вот они прикалываются по-настоящему. Никогда бы не подумал, что бывает такой маразм: учения у инженеров, а гоняют матросов. Нет в жизни ни справедливости, ни истины, ни правды. Сплошное гонево и опускалово! — добавил он с досадой.
Впоследствии Макс узнал, что правда по своим масштабам нередко оказывается гораздо крупнее любой самой беспардонной лжи.
И сейчас, прячась в тени скалы, он размышлял, как следует относиться к увиденному. Правда была ошеломляющей. Правда была опасной.
О том, что после развала СССР из Украины вывезли ядерное оружие, Макс узнал из газет. Соединение, охранявшее в Кизилташе боеголовки, было расформировано. Опустевшие казармы заняла 1-я Отдельная бригада морской пехоты, а в 2004 году морпехов сменил 47-й полк специального назначения Внутренних войск МВД Украины «Тигр».
Планируя вылазки в места боевой славы, Макс стремился всячески избегать контакта с «тиграми». По его представлениям, размещенный на южном берегу спецназ Внутренних войск должен был обеспечивать порядок в случае экстремистских выходок крымских татар, по сути выполняя карательные функции. Однако теперь Верещагин припомнил, что в обязанности мусорского казачества входит сопровождение особо ценных грузов. Что это за груз, он теперь увидел своими глазами.
Повод для раздумий под скалой выдался более чем серьезный. Случается, что смельчаку, который дернул черта за хвост, сразу отрывает яйца. Макс смельчаком не был. Он хотел и дальше жить в свое удовольствие, здоровым, с неисковерканной судьбой. Надежд на лучезарное будущее, если его поймают и начнут пытать украинские особисты, у мошенника не было вовсе. Здоровый, по-уставному стриженый мужик, шпионящий на секретном объекте, — это стопроцентный разведчик. А если найдут поддельные паспорта…
Очутиться в застенках Службы безопасности Украины у Макса не было никакого желания. Отпустить-то отпустят, когда выведают всю подноготную. Вернее, передадут российской стороне, а родина даст просраться за излишнее любопытство. Посадят на много лет за старые дела, в которых сам же чистосердечно признаешься. Чисто для профилактики. Чтобы не разглашал военную и государственную тайну.
Напуганный сам собою до холодного пота, Макс побрел вниз по склону, прочь от технической зоны и контейнеров с опасным содержимым. Перед ним раскинулась выжженная солнцем пустошь, рассеченная пополам упавшим заграждением из ржавой колючей проволоки на сгнивших столбах. Здесь испокон веков царил дух безжизненного одиночества. Раскаленный и неподвижный воздух дрожал густым маревом. К запаху нагретого камня примешивался аромат пожухлых трав. Поле заросло странными голыми стеблями, густо облепленными маленькими белыми ракушками, как будто улитки договорились залезть на них и дружно засохнуть. Качаемые берцами, стебельки с ракушками стучали друг о друга, словно костяные. Это чудесное место особенным образом действовало на идущего по нему человека. Максу нестерпимо захотелось остаться здесь навсегда, не беда, что воды совсем нет, зато как красиво!
Когда он переступал через поваленный временем забор техзоны, сапог запутался в проволоке, и Макс клюнул носом. Он подумал, что было бы неплохо лечь, растянуться ничком и заснуть. Сумка с баклажками ударила по бедру и стряхнула наваждение. Макс остановился, достал пластиковую бутылку минералки, от души приложился. Сразу по всему телу выступил пот. «Что я здесь медлю? — удивился жулик. — Надо двигать в лес, там тень и дорога». Он вытащил карту и прикинул свое местоположение относительно извилистого пунктира. Грунтовка должна была проходить неподалеку. Напрямик до нее было
