покатились по снегу. И пес повизгивал от восторга, а суровый Артур шутливо рычал, поддразнивая его.
И на лицах воинов сперва расцвели улыбки, точно цветы в дикой каменистой местности, а потом послышался и смех.
Не заботясь ни о своей одежде, ни о своем достоинстве, Артур играл на дороге с собакой по кличке Кавалл, и прошло немало времени, прежде чем он встал и посмотрел наконец на своих спутников. Воин тяжело дышал, но в глазах его светились те самые летние звезды, в которых даже Ким Форд нашла для себя некоторое оправдание, ибо до сих мучилась тем, что вызвала великого короля из небытия тогда в Гластонбери Тор.
– Так это твой пес? – спросил Айлерон с улыбкой, исполненной сочувствия.
Артур тоже улыбнулся и кивнул, однако ответ его прозвучал гораздо более мрачно, точно перенеся их на мгновение в какой-то совсем иной мир.
– Да, это мой пес, – сказал он. – Мой – в той же степени, в какой он принадлежит и любому другому. Некогда, правда, он действительно был моим, но то было очень, очень давно. А теперь Кавалл ведет свою собственную войну. – Он ласково глянул на прижавшегося к его ногам пса. – И, похоже, не раз бывал ранен в сражениях с врагом.
Пес немного успокоился и перестал наконец вертеться, и теперь можно было разглядеть, что шкура его покрыта целой сетью глубоких шрамов и проплешин с неровно растущей шерстью. На эти шрамы было страшно смотреть.
– Я могу рассказать тебе, откуда эти шрамы, – сказал Лорен Серебряный Плащ, подъезжая ближе к обоим королям. – Этот пес сражался с Галаданом, повелителем волков, у Древа Жизни в лесу Мёрнира, чтобы спасти жизнь тому, кого теперь называют Дважды Рожденным.
Артур удивленно посмотрел на него:
– Он участвовал в том самом сражении, предсказанном Махой и Немаин?
– Да, – подтвердила Ким, тоже подъезжая к ним.
Артур быстро посмотрел на нее и спросил:
– А повелителем волков вы называете того, кто хочет уничтожить весь этот мир?
– Да, он поклялся сделать это, – отвечала Ким. – Из-за Лайзен Лесной, которая отвергла его и стала женой Амаргина.
– Мне неинтересно знать причину, – быстро и холодно заметил Артур. – Так это на его волков мы идем охотиться?
– Да, – сказала Ким.
Артур повернулся к Айлерону.
– Господин мой король, прежде я охотился для того, чтобы забыть о своем горе. Теперь у меня появилась и вторая причина. В вашей охотничьей своре найдется место еще для одной собаки?
– Сколько угодно. Я сочту за честь принять этого воина в свой отряд, – с самым серьезным видом ответил ему Айлерон. – Может быть, теперь ты поведешь нас, господин мой Артур?
– Нас поведет Кавалл, – сказал Артур, вскакивая в седло.
И серый пес, не оглядываясь, бросился вперед.
Руана пел каниор для Кироа, но делал это не по правилам. Так же, не по правилам, спел он каниор и для Тайири, однако потом он каждый раз исполнял еще и коду, прося в ней прощения за неточно отправленный обряд. Он был очень слаб и понимал, что у него все равно не хватит сил подняться и совершить те старинные бескровные обряды, что лежат в основе истинного Каниора. Ирайма пела с ним вместе, за что он был ей чрезвычайно благодарен, а вот Икатере умолк еще ночью и лежал, тяжело дыша, в своем алькове. И Руана понимал, что конец его близок, и уже оплакивал его, потому что Икатере был поистине золотым его другом.
Они сожгли тело Кироа у входа в пещеру, и дым от костра заползал внутрь, дым и запах горелой плоти. Руана кашлял и сбивался с ритма. Ирайма, правда, вовремя подхватывала, иначе ему пришлось бы начать Каниор сначала. Существовало правило: если не удается совершить бескровные обряды, то их иногда можно заменить кодой, но пение прерывать ни в коем случае нельзя.
Потом он немного передохнул и снова запел – теперь уже один – две песни: Предупредительную и Спасительную. И повторял их по очереди одну за другой. Голос у него был, конечно, совсем не тот, что прежде, когда обитатели других пещер то и дело просили его прийти к ним и вести Каниор для их усопших. Но все же он продолжал петь, не обращая внимания на севший голос, ведь молчание будет означать, что они окончательно сдались. Только когда он пел, он мог удержаться от мыслей о странствиях. Он не был даже уверен, сколько еще осталось в их пещере живых, и понятия не имел, что происходит в других пещерах. Долгие годы никто не вел счета, а напали на них тогда совершенно неожиданно, в темноте.
Нежный голос Ираймы слился с его голосом в третьем цикле Предупредительной песни, а потом золотая любовь и печаль наполнили его сердце, ибо он услышал, что Икатере тоже запел с ними вместе, хотя это и продолжалось совсем недолго. Они не разговаривали, ибо произнесение каждого слова требовало сил, но Руана нарочно приглушил свой голос, чтобы был слышен и слабый голос Икатере; он знал, что друг непременно поймет, зачем он это сделал.
А потом, когда они пели уже шестой цикл, когда сумерки уже сгущались у входа в пещеру и окутывали тот склон, где расположились лагерем их пленители, Руана вдруг сумел коснуться Спасительной песнью совсем иной души. Он опять пел один и, собрав те малые силы, что еще у него оставались, направил песнь, подобно светлому лучу, к той душе, которую сумел отыскать во мраке. Но это ему дорого обошлось.
