И на это она ничего не ответила. Сейчас на опушке Священного леса рядом с ним, Мэттом, стояла сама царица печали, и он – при всей справедливости сказанных им слов – познал все же минуту сомнений. И, словно желая укрепиться в собственном мнении, прошептал как бы себе самому:
– Не может быть никакой надежды на будущее, если ты при жизни мертв.
Она услыхала. И вновь посмотрела на него печально.
– Ах, Мэтт, – сказала она, – Мэтт, на что мне надеяться? Он же был приговорен и проклят. А я оказалась всего лишь посредником при исполнении воли Великого Ткача. На что же мне надеяться, скажи?
Боль в ее голосе разрывала ему сердце. Однако он выпрямился во весь рост и сказал то, о чем думал, когда решил привести ее сюда, в чем у него не было ни малейших сомнений:
– Никогда не верь этому! Мы не рабы Великого Ткача. И ты не просто Джиневра – ты теперь еще и Дженнифер! У тебя есть своя собственная история, ты прожила свою собственную жизнь, какой бы трудной она ни была. В твоей душе живет сейчас Кевин; и Ракот живет в ней, ибо ты сумела выжить, побывав в Старкаше. Ты здесь, ты жива и здорова, и каждое испытание, выпавшее на твою долю, делало тебя только сильнее. И нет ни малейшей необходимости, чтобы сейчас все было так, как прежде, как когда-то давно!
Она поняла. И медленно склонила голову в знак согласия. А потом они вместе пошли назад, в Парас Дервал, и вокруг безумствовала и ликовала пробуждавшаяся после долгой зимы природа. Мэтт Сорен не ошибся; гномы очень мудры в том, что касается таких вещей, как прошлое и судьба.
И все же.
И все же она то и дело мысленно возвращалась в прошлое, в то, другое, утро совсем другой весны. Хотя почти такой же светлой и радостной, как эта. Только ту весну не пришлось ждать так долго…
Тогда повсюду цвели вишневые деревья, и она стояла рядом с Артуром, глядя, как Ланселот впервые въезжает в Камелот.
Спрятавшись среди деревьев на северном склоне холма, он наблюдал за ними; он видел, как они пошли к могиле, а потом обратно, в город. Он чувствовал себя очень одиноким, и ему хотелось подойти к ним, но он не знал, кто они, а после тех слов Кернана в его душе поселилось недоверие ко всем на свете. И подойти к незнакомцам Дариен так и не решился.
Хотя и подумал: до чего же красива эта женщина!
– Он все еще там, – сказал Лорен, – и Котел по-прежнему у него. Возможно, ему понадобится некоторое время, чтобы придумать, как еще можно использовать Котел нам во вред, и если мы ему дадим это время, он, безусловно, такой способ придумает. Айлерон, я бы хотел, если только ты не наложишь своего королевского запрета, уже утром выехать в Тарлиндел и сесть там на корабль.
Напряжение в Зале Совета было так велико, что, казалось, сочится тяжелыми каплями. Пол видел, как от тяжких раздумий сдвинулись брови Верховного короля. Потом Айлерон медленно покачал головой и сказал:
– Лорен, все, что ты говоришь, истинная правда, и боги знают, как сильно я желаю Метрану смерти! Но как я могу послать тебя на Кадер Седат, если мы даже не знаем, как найти этот остров?
– Позволь мне отплыть туда, – твердо стоял на своем маг, – и я его найду!
– Лорен, мы ведь даже не знаем, нашел ли его Амаргин. Нам известно лишь, что он где-то там погиб!
– С ним не было его Источника, – сказал Лорен. – Лайзен осталась дома. При нем оставалась только его мудрость, его знания, но силы свои ему поддержать было нечем. Я, конечно же, далеко не так мудр, как Амаргин, зато со мной будет Мэтт.
– Но послушай, Серебряный Плащ, ведь на корабле у Амаргина были и другие маги. Их там было трое. И они со своими Источниками не расставались. Однако ни один не вернулся назад.
Это сказала Джаэлль. Сегодня утром она была просто ослепительно хороша, и красота ее казалась еще более холодной, чем всегда. Если на Совете кто-то и занимает доминирующее положение, думал Пол, так это она. Ибо Дана сделала свое дело – зима завершилась и наступила весна. И жрицы Мормы не намерены были позволить остальным об этом забыть. И все же Пол сожалел о том, что сказал Джаэлль вчера вечером напоследок. Вряд ли кому-то удастся повторить то, что сделала она…
– Это верно, – услышал он голос Айлерона. – Да и как я могу отпустить тебя, Лорен? Что с нами будет, если ты погибнешь? Лайзен увидела тот корабль, вестник смерти, из окна своей башни… Скажи, кто из моряков по моей просьбе согласится снова плыть туда?
– Я соглашусь! – Все изумленно обернулись к дверям. Эти слова выкрикнул Колл, стоявший в дверях на посту вместе с Шаином; он сделал два шага вперед и громко заявил: – Да будет Верховному королю известно, что я родом из Тарлиндела. До того как принц Диармайд забрал меня оттуда и взял в свой отряд, я был моряком. И если Лорену нужен опытный моряк, я вполне могу ему пригодиться. А у моего деда со стороны матери есть корабль; мы с ним вместе его строили. И это судно вполне способно взять на борт полсотни воинов.
Воцарилась тишина. И в этой тишине, точно камень, упавший в озеро, прозвучал вдруг голос Артура Пендрагона:
– А имя у твоего корабля есть?
Колл, словно впервые осознав, где находится и с кем говорит, страшно смутился, покраснел и отвечал, заикаясь:
– Есть, конечно. Только, по-моему, ничего особенного оно не значит. Во всяком случае, в тех языках, что мне известны, даже слова такого нет. Но мой
