– Сражение, – с трудом выдохнула Джаэлль, стараясь удержать Лейлу, ее собственное тело сотрясалось от рыданий девочки. – Охота. Овейн. Она настроена на…
И тут они услышали голос:
– Вложи в ножны свой меч, Небесный король! Я приказываю тебе!
Казалось, он прозвучал ниоткуда и отовсюду, заполнил всю комнату, чистый, холодный, не допускающий неповиновения.
Дикие рывки Лейлы прекратились. Она неподвижно лежала в объятиях Джаэлль. Они все застыли: трое в комнате и те, кто собрался в коридоре. Ждали. Джаэлль обнаружила, что ей трудно дышать. Руки ее слепо, машинально гладили волосы Лейлы. Платье девочки насквозь пропиталось потом.
– Что это? – прошептала Шарра. В тишине шепот прозвучал громко. – Кто это сказал?
Джаэлль почувствовала, как Лейла судорожно вздохнула. Девочка снова подняла голову. Ей ведь всего пятнадцать лет, подумала Джаэлль, всего пятнадцать. Все ее лицо было в пятнах, волосы безнадежно спутались. Она сказала:
– Это была Кинуин. Это была Кинуин, Верховная жрица. – В ее голосе звучало изумление. Детское изумление.
– Сама Кинуин? – Это снова спросила Шарра.
Джаэлль взглянула на принцессу, которая, несмотря на свою молодость, была воспитана, чтобы править, и поэтому, очевидно, знала ограничения, наложенные Великим Ткачом на Богов.
Лейла повернулась к Шарре. Взгляд ее прояснился. Она кивнула.
– Это был ее собственный голос.
Джаэлль покачала головой. Она знала, что ревнивые Боги и Богини потребуют за это плату. Но это, разумеется, уже далеко за пределами ее сил. А вот кое-что другое в ее силах.
– Лейла, это грозит тебе опасностью, – сказала она. – Дикая Охота самая неуправляемая из всех магических сил. Ты должна попытаться разорвать связь с Финном, девочка. Это грозит смертью.
У нее тоже была власть, и она знала, когда ее голос становился не только ее собственным голосом. Она была Верховной жрицей и находилась в Храме Даны.
Лейла подняла на нее глаза, все еще стоя на коленях. Джаэлль машинально протянула руку и отвела прядку волос с бледного лица девочки.
– Не могу, – тихо ответила Лейла. Ее слышала только Шарра, которая стояла ближе всех. – Я не могу ее разорвать. Но это уже не имеет значения. Их больше никогда не позовут, не посмеют: их невозможно будет снова заставить подчиниться. Дважды Кинуин не станет вмешиваться. Он ушел, Верховная жрица, среди звезд, по Самому Долгому Пути.
Джаэлль долго смотрела на нее. Шарра подошла и положила руку на плечо Лейлы. Спутанные волосы снова упали на лицо девочки, и снова жрица их убрала назад.
Кто-то вернулся в главный зал Храма. Звонили колокола.
Джаэлль встала.
– Пойдем, – сказала она. – Молитвы не закончены. Мы прочтем их все вместе. Пойдем.
Она повела их по изогнутым коридорам к тому месту, где стоял священный топор. Но во время вечерних песнопений в ее ушах продолжал звучать другой голос.
«Это грозит смертью». Это был ее собственный голос, и не только ее собственный. Ее и Богини.
А это всегда означало, что в ее словах – истина.
Глава 2
На следующее утро, в самый серый предрассветный час, «Придуин» далеко в открытом море встретил Пожирателя Душ. В это же время на Равнине Дэйв Мартынюк проснулся в одиночестве на могильном кургане неподалеку от Келидона.
Он никогда не отличался особой проницательностью, но и не требовалось большого ума, чтобы понять все значение минувшей ночи, проведенной в объятиях Кинуин на зеленой, с серебристым оттенком траве. Сначала он был потрясен, его охватило благоговение и смирение, но только сначала, и не очень надолго. В слепом, инстинктивном самоутверждении во время любовных объятий Дэйв искал и нашел подтверждение тому, что жизнь продолжается и после ужасной бойни у реки.
Он живо помнил залитый светом луны пруд в роще Фалинн год тому назад. Как олень, сраженный стрелой Зеленой Кинуин, воскрес, поднялся, покорно склонил голову перед Охотницей и ушел от собственной смерти.
Теперь у Дэйва появилось еще одно воспоминание. Он ощущал, что Богиня прошлой ночью разделила с ним – и еще сильнее возбудила в нем – страстное желание еще раз утвердить мощное присутствие живых в мире, осажденном Тьмой. Именно поэтому, как он подозревал, он получил от нее этот дар. Уже третий дар: в первый раз даром была его жизнь там, в роще Фалинн, потом Рог Овейна, а теперь она подарила ему себя, чтобы унять его боль.
Думая так, он не ошибался, но в том, что сделала Кинуин, скрывалось гораздо большее, только даже самые проницательные из смертных этого не
