— Моя жена умерла два года назад, и дочери тоже.
Выражение ее лица изменилось.
— Чума?
Он кивнул.
— Мне очень жаль. — Она несколько мгновений смотрела на него. — Поэтому ты приехал?
Святой Джад! Еще одна слишком умная сарантийская женщина. Криспин серьезно ответил:
— Поэтому я чуть было не остался дома. На этом настояли другие. Приглашение в действительности пришло Мартиниану, моему напарнику. Я выдавал себя за него в пути.
Она высоко подняла брови.
— Ты явился ко двору императора под чужим именем? И остался жив? О, ты действительно опасный человек, родианин.
Он снова выпил.
— Не совсем так. Я назвал им собственное имя. — Ему пришла в голову одна мысль. — По правде говоря, герольд, который объявлял мое имя, возможно, тоже потерял свое место из-за меня.
— Тоже?
Ему внезапно стало трудно. После вина в банях, а теперь здесь голова уже не была такой ясной, как нужно.
— Предыдущий мозаичник святилища был уволен императором вчера ночью.
Ширин из факции Зеленых пристально смотрела на него. Воцарилось короткое молчание. В очаге треснуло полено. Она произнесла задумчиво:
— Значит, людей, которые могли бы нанять тех солдат, хватает. Это нетрудно, знаешь ли.
— Начинаю это понимать, — вздохнул он.
Это было не все, разумеется, но он решил не упоминать о Стилиане Далейне или о потайном клинке в парной. Он оглядел комнату и снова увидел птицу. Голос Линон — тот же патрицианский акцент, что и у всех птиц алхимика, — но совершенно другой характер. Ничего удивительного. Он теперь знал, кем были эти птицы или кем они были когда-то. Он также был совершенно уверен в том, что женщина этого не знает. Он понятия не имел, что ему делать.
Ширин сказала:
— Итак, прежде чем кто-нибудь явится, чтобы напасть на тебя в моем доме под тем или иным благовидным предлогом, может, расскажешь, какое послание передал любящий отец своей дочери?
Криспин покачал головой:
— Боюсь, никакого. Он дал мне твое имя на тот случай, если мне понадобится помощь.
Он заметил ее разочарование, хотя она попыталась его скрыть. Дети, отсутствующие родители. Душевное бремя, которое несут по жизни.
— Он сказал что-нибудь обо мне, по крайней мере?
«Она проститутка», — вспомнил Криспин тихий голос алхимика. Тот произнес это с невозмутимым лицом. А потом слегка исправил это определение. Он снова прочистил горло.
— Он сказал, что ты — танцовщица. Но он и сам не знал никаких подробностей.
Она покраснела от гнева.
— Разумеется, он знает подробности. Он знает, что я — первая танцовщица Зеленых. Я писала ему об этом, когда мне присвоили это звание. А он так и не ответил. — Она вздернула голову. — Конечно, у него так много детей, разбросанных по всему миру. После его путешествий. Полагаю, мы все пишем письма, а он отвечает только самым любимым.
Криспин покачал головой:
— Он говорил, что дети ему не пишут. Я не мог понять, серьезно ли он это сказал.
— Он никогда не отвечает, — резко бросила Ширин. — Два письма и одна птица, вот и все, что я получила от моего отца за всю жизнь. — Она взяла свою чашу с вином. — Наверное, он посылает птиц всем нам.
Криспин неожиданно кое-что вспомнил.
— Я так не думаю.
— Да? А откуда тебе известно? — Гнев в ее голосе.
— Он сказал мне, что подарил только одну из этих птиц.
Она замерла.
— Он так сказал?
Криспин кивнул.
— Но почему? То есть...
