кронштейнах на каменных стенах, когда услышал в этой полной тишине, как поворачивается за его спиной тяжелый ключ в замке, а затем открывается дверь, а потом звук других шагов, неспешных.
Так меняется мир.
Он меняется каждое мгновение, разумеется, но существуют... разные степени перемен.
Полсотни мыслей — так Валерию кажется — проносится в его мозгу между двумя шагами. Первая мысль и последняя — об Алиане. Между этими мыслями он уже понял, что происходит. Он всегда славился быстротой соображения, и поэтому его боялись. Он чрезмерно гордился этим всю жизнь. Но ум и быстрота, возможно, теперь потеряли значение. Он идет дальше, только чуть быстрее, чем раньше.
Туннель плавно изгибается, в форме буквы S, первой буквы имени Сарания — тщеславный замысел строителей. Он проходит глубоко под садами, вдали от света. Здесь не имеет смысла кричать, император не успеет подобраться достаточно близко к любой из двух дверей, чтобы его услышали в нижних коридорах дворцов. Он уже понял, что бежать бессмысленно, потому что те, у него за спиной, не бегут; это значит, разумеется, что впереди его тоже ждут.
Они должны были войти до того, как придут солдаты, которые встречают его в другом дворце, и ждать под землей в течение некоторого времени. Или, возможно... они могли войти в ту же дверь, что и он сам, и пройти вперед, в противоположный конец, чтобы ждать там? Так ведь проще? Придется подкупить всего двух стражников. Он вспоминает: да, он помнит лица двух Бдительных у двери за его спиной. Они ему знакомы. Это его люди. Очень... неудачно. Император ощущает гнев, любопытство и на удивление острую печаль.
Такого чувства облегчения, которое охватило Тараса, когда он услышал быстро нарастающий шквал криков и оглянулся назад, он не испытывал никогда в жизни.
Он спасен, исполнение приговора отсрочено, его избавили от огромного бремени, которое навалилось на его плечи грузом непосильным, но слишком важным, чтобы можно было от него отказаться.
Среди шума, поразительного даже для Ипподрома, к нему подходил Скортий, и он улыбался.
Краем глаза Тарас заметил, что к ним спешит Асторг, его квадратное, грубое лицо было покрыто тревожными морщинами. Скортий подошел первым. Когда Тарас поспешно размотал с себя поводья первой колесницы и спрыгнул на землю, стаскивая серебряный шлем, он с опозданием увидел, что Скортий шагает и дышит с трудом, несмотря на улыбку. А потом заметил кровь.
— Привет. Трудное было утро? — весело спросил Скортий. Он не протянул руку за шлемом.
Тарас прочистил горло.
— Я... не слишком преуспел. Не смог...
— Он прекрасно справился! — сказал, подходя к ним, Асторг. — Что это ты тут делаешь?
Скортий улыбнулся:
— Справедливый вопрос. Но на него нет достойного ответа. Послушайте, вы оба. Возможно, у меня хватит сил на один заезд. Нам необходимо его использовать. Тарас, ты останешься в этой колеснице. Я буду твоим вторым. Мы выиграем этот заезд и засунем Кресенза в стенку, или в спину, или в его собственную толстую задницу. Понятно?
Все-таки его не собираются спасать. Или, возможно, собираются, но по-другому.
— Я остаюсь первым возничим? — промямлил Тарас.
— Придется. Я могу не продержаться семь кругов.
— Забудь об этом. Твой лекарь знает, что ты здесь? — спросил Асторг.
— Совершенно случайно знает.
— Что? Он... разрешил тебе?
— Вряд ли. Он от меня отказался. Сказал, что не будет отвечать, если я здесь умру.
— О, прекрасно, — сказал Асторг. — Это я должен отвечать?
Скортий рассмеялся или попытался рассмеяться. Непроизвольно схватился рукой за бок. Тарас увидел, что к ним подходит распорядитель трека. Обычно такую задержку из-за разговоров на старте не допустили бы, но распорядитель был ветераном и знал, что имеет дело с чем-то необычным. Люди продолжали кричать. Все равно, они должны немного успокоиться, перед тем как можно будет начать заезд.
— С возвращением, Скортий, — деловито произнес он. — Ты участвуешь в этом заезде?
— Да, — ответил Скортий. — Как твоя жена, Дарвос?
Распорядитель улыбнулся:
— Лучше, спасибо. Мальчик выбывает?
