работать для факций, сказал он: выкладывать картины событий Ипподрома на стенах и потолках в лагере. Новые доктрины запрещали изображать людей только в священных местах. А богатым людям мозаичник мог предложить морские пейзажи, сцены охоты, орнаменты для пола или стен.
— Голых женщин и их игрушки для публичных домов? — со смехом спросил Карулл, заставив молодого человека вспыхнуть, а Варгоса нахмуриться. Но солдат всего-навсего пытался поднять им настроение.
Варгос, со своей стороны, сразу же высказал Криспину желание уплыть вместе с ним на запад. Это создавало проблему, которой нужно было заняться.
На следующий вечер, почти трезвый, Криспин пошел вместе с ним прогуляться по городу. Они нашли постоялый двор у стен, подальше от всех тех, с кем могли быть знакомы, и ка-кое-то время беседовали наедине.
В конце концов Криспин его убедил, не без труда и не без сожалений. Варгос уже почти устроил свою жизнь здесь. Он мог стать не только простым рабочим, он сам мог пойти в ученики к Пардосу, который пришел бы в восторг, заполучив такого ученика. Варгосу понравился Город, гораздо больше, чем он ожидал, и Криспин вынудил его признать это. Он будет не первым иницием, который заставит этот имперский Город дать ему дом и достойную жизнь.
Еще Криспин признался, что понятия не имеет о том, что будет делать, когда доберется домой. Ему теперь трудно представить себя изображающим рыб, водоросли и затонувшие корабли на стенах летней виллы в Байане или Милазии. Он даже не знал, останется ли дома. Он не мог взвалить на себя бремя ответственности за жизнь Варгоса или позволить ему следовать туда, куда заведет его неведомый путь. Правда, это не дружба. Это нечто другое. А здесь Варгос — свободный человек. Он всегда был самостоятельным, свободным человеком.
Варгос отвечал немногословно, он был не из тех, кто спорит, и, уж конечно, не из тех, кто навязывает себя другим. Не так уж много выдавало его лицо, пока говорил Криспин, но эта ночь оказалась тяжелой для них обоих. Кое-что произошло на дороге, и между ними возникли узы. Узы можно разорвать, но за это надо платить.
Он испытывал большое искушение пригласить Варгоса с собой на запад. Его присутствие уравновесило бы неуверенность Криспина в будущем. Этот крупный покрытый шрамами слуга, которого он нанял на западной границе Саврадии, чтобы тот провел его по Имперской дороге, стал для него человеком, чье присутствие придавало устойчивость окружающему миру.
Это может случиться, если ты ходил с человеком в Древнюю Чащу и вышел из нее. Они ни словом не обмолвились о том дне, но он лежал в основе всего, что было сказано, и еще грусть расставания.
Только в самом конце Варгос произнес слова, которые затронули эту тему.
— Ты поплывешь морем? — спросил он, когда они расплачивались в таверне. — Не пойдешь опять по дороге?
— Я бы побоялся, — ответил Криспин.
— Карулл дал бы тебе телохранителя.
— Он не защитит меня от того, что меня пугает.
И Варгос кивнул головой.
— Нам... позволили уйти, — тихо сказал Криспин, вспоминая туман в День Мертвых, Линон на темной мокрой траве. — Не надо испытывать судьбу, возвращаясь туда.
И Варгос снова кивнул, и они опять вышли на улицу.
Несколько дней спустя им пришлось почти выносить на руках Карулла из «Спины». Воина обуревала такая буря эмоций, что это выглядело почти комично: его женитьба, его стремительный взлет, который одновременно означал невозможность участвовать в победоносной войне, его радость по поводу того, что произошло с его любимым Леонтом, на фоне того, что это означало для его дорогого друга, и осознание неумолимого приближения дня отъезда Криспина.
В эту ночь, пока они пили, он говорил даже больше обычного. Другие восхищались его многословием: истории, шутки, нескончаемый поток наблюдений, эпизоды сражений, воспоминания всех подробностей гонок за много лет. В конце ночи он расплакался, крепко обнял Криспина и расцеловал его в обе щеки. Трое друзей отвели его по улицам домой. Приближаясь к собственной двери, Карулл пел победную песнь Зеленых.
Очевидно, Касия его услышала. Она сама открыла дверь, в ночной сорочке, со свечой в руке. Два друга поддерживали Карулла, который приветствовал жену, а потом нетвердой походкой, все еще продолжая петь, стал подниматься по лестнице.
Криспин остался вдвоем с Касией в прихожей у двери. Она поманила его рукой, и они прошли в гостиную. Оба молчали. Криспин встал на колени и помешал кочергой в очаге. Вскоре двое других спустились вниз.
— С ним все будет в порядке, — сказал Варгос.
— Я знаю, — ответила Касия. — Спасибо.
Они немного помолчали.
— Мы подождем на улице, — сказал Пардос.
Криспин услышал, как за ними закрылась дверь. Он встал.
