— Не закончил, — тихо ответил он. Уже без горечи. Она невозможна здесь, при виде ее. — Ты меня предупреждала. Давно.
— А! Вот что. Уже? Я не думала, что это будет...
— Так скоро?
— Так скоро. Он ведь сказал тебе, что это ересь. Твой купол.
— Да. Сам сказал, надо отдать ему справедливость.
Она повернулась к нему.
И он увидел, что ее все же заклеймили. Левая сторона ее лица была изуродована знаком убийцы: грубое изображение ножа в круге, который должен означать солнце бога. Рану покрывала запекшаяся кровь, плоть вокруг нее воспалилась. Ей нужен лекарь, подумал он, но усомнился, чтобы его вызвали. Щека, изуродованная шрамом, который оставлен огнем.
Это снова сделал кто-то обладающий мрачным чувством юмора. Или, возможно, просто человек в запертой звуконепроницаемой камере под землей, совершенно нечувствительный к подобным вещам, всего лишь выполняющий предписанные законом процедуры наказания в Императорском квартале Сарантия.
Наверное, у него вырвался какой-то звук. Она улыбнулась знакомой ему улыбкой, кривой и понимающей. Было больно видеть эту улыбку здесь.
— Ты поражен в самое сердце моей вечной красотой?
Криспин с трудом сглотнул. Сделал глубокий вдох.
— По правде сказать, так и есть. Поражен. Мне бы не хотелось этого видеть.
Секунду царило молчание.
— По крайней мере, честно, — сказала она. — Я помню, что он тебе нравился. Они оба.
— Это было бы самонадеянностью со стороны ремесленника. Я им глубоко восхищался. — Он помолчал. — Ими обоими.
— И Валерий был твоим заказчиком, разумеется, поручителем всей твоей работы. Которая теперь погибнет. Бедный ро-дианин. Ты меня ненавидишь?
— Хотел бы я ненавидеть, — в конце концов ответил он. Так много света в этой комнате. Ветерок, прохладный, душистый, полный аромата деревьев, окруживших поляну. Золотисто-зе-леных листьев. Сейчас только распустившихся, зеленых летом, увядающих осенью. «Ты меня ненавидишь?»
— Он выступил на север? — спросила она. — Против Басса-нии?
Жизнь, проведенная в залах и коридорах власти. Ум, который не может перестать работать.
— Да.
— А... Гизелла ведет переговоры с Вареной?
— Да.
Гизелла, подумал он, в этом точно такая же. Они действительно живут в другом мире, эти люди. То же солнце, и луны, и звезды, но другой мир.
Стилиана снова лукаво скривила губы.
— Я бы сделала то же самое, ты понимаешь? Я говорила тебе в ту ночь, когда мы разговаривали в первый раз, что среди нас есть те, кто считает вторжение ошибкой.
— Императрица была одной из них, — сказал он.
Стилиана без усилий пропустила его слова мимо ушей.
— Его следовало убить до того, как флот отчалит. Если ты подумаешь, то поймешь. Леонт должен был находиться в Городе. Если бы он отплыл, то уже не вернулся бы.
— Как неудачно. Значит, Валерий должен был умереть, чтобы Леонт — и ты — могли править?
— Я так думала, да.
Он открыл рот, потом закрыл.
— Ты думала?
Она снова скривила губы. На этот раз поморщилась и поднесла руку к изуродованному лицу, но опустила ее, не прикоснувшись.
— После туннеля это уже не казалось мне важным.
— Я не...
— Я могла убить его много лет назад. Я была глупой девчонкой. Думала, главное — это взять власть, потому что мой отец должен был получить власть. Леонт будет править, но ему нужна только любовь его солдат и его благочестие, чтобы быть довольным, а я... — Она осеклась.
«Я могла убить его много лет назад».
Криспин смотрел на нее.
— Ты считаешь, что Валерий убил твоего отца?
— Ох, родианин. Я это знаю. Чего я не знала, так это того, что ничто, кроме этого, не имеет значения. Мне следовало... быть мудрее.
