— Да, я знаю. Поэтому и ушли на запад.
Наступило молчание. Он приподнялся на локте и оглядел комнату при неверном свете.
— Очаг, — сказал он. — Хорошо. Подбрось дров, Касия. — Он не называл ее Котенком. Она быстро подошла, встала на колени, положила еще одно полено и подтолкнула его глубже палкой.
— Тебе не принесли лежанку, — сказал он с другого конца комнаты. — Они решили, что я купил тебя только по одной причине. Должен тебе сообщить, меня внизу подробно проинформировали о том, что девушки инициев, особенно худые, имеют злобный нрав и я выбросил деньги на ветер. Это правда? Карулл предложил освободить меня от обязанности спать с тобой сегодня, пока я еще страдаю от боли. Очень мило с его стороны, подумал я. Им следовало поставить здесь второе ложе.
Касия осталась на месте, глядя в огонь. Иногда трудно было понять его тон.
— Я могу лечь на твоем плаще, — в конце концов ответила она. — Прямо здесь.
Она стала сметать пепел в очаг. «Вероятно, ему действительно нравятся мальчики, — решила она. — Говорят, чистокровные родиане склонны к этому, как бассаниды». Тогда по ночам ей будет легче.
— Касия, где твой дом? — спросил он.
Она вдруг с трудом глотнула. Такого вопроса она не ожидала.
Касия обернулась, не вставая с колен, и посмотрела на него.
— На севере, господин. Почти у самого Карша. — Он закончил снимать одежду, как она заметила, и теперь сидел, закутавшись в одеяло и обхватив руками колени. Отсветы пламени плясали на стене у него за спиной.
— Как тебя захватили? Или тебя продали?
Она сжала руки на коленях.
— Продали. Прошлой осенью. Чума унесла моего отца и брата. У матери не было выбора.
— Это не так, — быстро возразил он. — Всегда есть выбор. Продала свою дочь, чтобы прокормить себя? Как это цивилизованно!
— Нет, — ответила Касия, сжимая кулаки. — Она... мы... это обсудили. Когда пришел караван работорговца. Выбор был между мной и сестрой, или мы бы все погибли зимой. Ты не поймешь. Осталось мало мужчин, чтобы обрабатывать поля и охотиться, урожай не собрали. В моей деревне купили шесть девушек за зерно и монеты для городского рынка. Ведь была чума. Она... все изменила.
— О, я знаю, — тихо произнес он. Потом, помолчав, спросил: — Почему тебя? А не твою сестру?
Этого она тоже не ожидала. Никто не спрашивал о подобных вещах.
— Мать считала, что у нее... больше шансов выйти замуж. Учитывая то, что ей нечего предложить, кроме себя.
— А как ты считала?
Касия снова глотнула. За бородой и в тусклом, неровном свете трудно было понять выражение его лица.
— Почему... какая разница? — осмелилась спросить она.
Он вздохнул.
— Ты права. Никакой. Хочешь домой?
— Что?
— В свою деревню. Я тебя собираюсь отпустить, знаешь ли. Мне совершенно не нужна девушка в Сарантии, а после того, что произошло с нами сегодня, я не хочу искушать никаких богов, пытаясь на тебе заработать. — Голос родианина, комната, освещенная горящим очагом. Ночь, начало зимы. Мир создается заново.
Он продолжил:
— Я не думаю, что... то, что мы сегодня видели... оставило тебе жизнь для того, чтобы ты убирала дом или грела воду для моей ванны. И я понятия не имею, почему пощадили и мою жизнь. Так что, если ты хочешь вернуться в свою... о, Джад! Кровь Джада! Прекрати это, женщина!
Она старалась, кусала губы, терла испачканными в саже ладонями лицо. Но как не плакать, столкнувшись с этим? Вчера вечером она знала, что сегодня умрет.
— Касия, я серьезно. Я спущу тебя с лестницы и разрешу солдатам Карулла развлечься с тобой по очереди! Ненавижу плачущих женщин!
Она знала, что он преувеличивает. Он только притворялся сердитым и злобным. Касия сама не знала, о чем еще она думала. Иногда все происходит слишком быстро. Как может расколотое дерево объяснить удар молнии?
Девушка уснула возле очага, греясь у остатков тепла. Она осталась в тунике, завернулась в плащ, под голову вместо подушки подложила другой плащ и накрылась одеялом. Он мог бы заставить ее лечь на кровать, но привычка спать одному после смерти Иландры уже глубоко укоренилась, стала
