Это была последняя ясная мысль, а потом Тай закричал изо всех сил и ворвался из-за занавески в соседнюю комнату.
Он бросился прямо на шамана, что не обязательно сделал бы опытный воин (сначала надо снять охрану!), но Тай и не был опытным, и, несомненно, его задачей было попытаться прекратить то, что делали с помощью бубна, пения и накопленной силы с человеком на ложе.
Тогда Тай еще не побывал на горе Каменный Барабан, – его пребывание у воинов Каньлиня стало результатом того, что произошло в тот осенний день на севере, – но он был сыном солдата. Сколько он себя помнил, его учили способам и приемам борьбы. Тем более что его старший брат, слабый и немного полноватый уже в детстве, ясно дал понять свои пристрастия, и что его жизнь не будет связана с мечами и с маневрами, вращениями и прогибами в схватке с другими вооруженными людьми.
Слегка изогнутый меч убитого кочевника был короче и тяжелее меча Тая, к тому же он был предназначен для ударов сверху, с седла. Неважно. Проходится пользоваться тем, что есть. Тай успел увидеть, как шаман обернулся и широко раскрыл горящие глаза, сверкнувшие изумлением и яростью, перед тем как он нанес стремительный удар выше металлических зеркал, которые покрывали туловище шамана и защищали его.
Тай, потерявший ориентиры вдали от всего, что было ему известно, столкнувшись с колдовством, даже отчасти удивился, когда меч вошел так, как следовало.
Он почувствовал, как сталь заскрипела по кости, увидел кровь, услышал, как шаман вскрикнул и упал (зазвенели колокольчики), выронив бубен и колотушку на плотно утрамбованный пол. Он не должен был удивляться: ведь шаманку они убили, не так ли? Этих людей с зеркалами и бубнами, конечно, считали святыми и боялись, но они не были бессмертными.
Конечно, существовала возможность, что убить такого шамана – значит навлечь на себя пожизненное проклятие. Но в тот момент Таю некогда было думать об этом.
Страх сделал его быстрым. Он резко обернулся, низко пригибаясь. Увидел, как ближайший к нему охранник – тот, который изображал слугу у дома, – бросился к стене, где лежал лук. Тай прыгнул следом, увернулся от кинжала, брошенного другим охранником, и услышал крики снаружи.
Он снова закричал, на этот раз произнося слова:
– Предательство! Идите сюда!
Лжеслуга нашарил лук и стрелу, обернулся, пригнулся, чтобы уйти от выпада меча Тая – по крайней мере, попытаться уйти: клинок разрубил его плечо, а не грудь.
Тай услышал, как кочевник взвизгнул от боли, рывком освободил клинок и – инстинктивно – упал и перекатился, стараясь не поранить себя мечом, который держал в руке. Он бился о предметы, разбросанные по полу (привезенные ими дары), но зато меч второго противника просвистел над его головой.
Этот звук Тай услышал впервые в жизни: звук близкой смерти, которой удалось избежать. Он разобрал глухие удары снаружи, яростные крики спутников, которые ломились в запертую дверь.
– Со двора! – крикнул он. – Там открыто!
Но в то же мгновение он воспользовался другим шансом и бросился к двери. Отодвинул тяжелый деревянный брус, ухитрившись снова увернуться от удара меча, который просвистел совсем рядом и воткнулся в дерево.
Распахнутая дверь толкнула его в спину, едва не сбив с ног, но что-то – гордость, гнев и страх, переплетенные, словно нити шелковой ткани, – заставило Тая сделать шаг к еще оставшемуся на ногах человеку. Он успел нанести косой удар мечом, парировать сильный ответный удар, а потом остальные хлынули в комнату у него за спиной.
– Они убили шаманку! – крикнул Тай через плечо. – Она лежит мертвая на заднем дворе! Мешаг вон там! Берегитесь того, кто на полу! Я его только ранил!
Три человека схватили лежащего на полу, подняли и держали на весу, будто куклу. Ему нанесли сокрушительный удар в висок, но не убили – Тай это отметил. И в тот же момент услышал, как один из племени богю сказал:
– Последнего тоже оставьте. Он нам пригодится.
Услышав эти слова, человек, стоящий перед ним, внезапно изменился в лице. Тай запомнил это выражение лица. Иногда он видел его по ночам, когда закрывал глаза.
Этот человек отступил назад, к занавеске. Приставил к себе меч острым концом, держа за рукоять обеими руками. Он пытался заколоть себя, но не успел: две точно посланные стрелы вонзились ему в каждое плечо. Меч упал на пол.
И тогда человек закричал. Ужасный крик, рожденный чем-то гораздо более сильным, чем боль от ран, подумал Тай.
Чуть позже он начал понимать…
Я бы тоже так закричал, думал он на обратном пути на юг (они выехали в тот же вечер, не желая оставаться у озера, стремясь уехать от него как можно дальше).
Я бы тоже постарался убить себя, если бы имел представление о том, что произойдет до того, как мне позволят умереть. А тот человек явно это знал. В каком-то смысле это и было самым ужасным.
