него дрожь. Словно какой-нибудь враг может заглянуть в тайные уголки его мыслей и ввергнуть в пучину опасности.
Невозмутимый, внешне сдержанный Лю стоит позади первого министра Вэня, рядом с главным дворцовым евнухом, и смотрит на танец женщины. Случайный наблюдатель мог бы подумать, что он скучает.
Шэнь Лю не скучает. Он прячет желание и боится Рошаня. Он не может понять, каковы амбиции именно этого человека. Лю терпеть не может не знать что-то наверняка, он всегда был таким.
Первый министр тоже боится, и они полагают, что у него есть на то причины. Они обсудили несколько вероятных действий, в том числе возможность спровоцировать Рошаня на какой-нибудь безрассудный поступок, а потом арестовать его за государственную измену. Но этот человек управляет тремя армиями, его любит император, а Цзянь, которая играет в этом большую роль, занимает двойственную позицию.
Один из сыновей Рошаня находится здесь, во дворце. Он придворный, но еще и заложник в каком-то смысле, если до этого дойдет. Лично Лю считает, что Рошань не позволит этому факту помешать ему сделать то, что он решил. Двое из советников генерала были задержаны в городе три недели назад по наущению первого министра: их обвинили в консультации с астрологами после наступления темноты, что является серьезным преступлением. Разумеется, оба отрицали свою вину. И все же они остаются под стражей. Рошаню, кажется, это совершенно безразлично.
Обсуждения будут продолжаться.
Раздается шелест. Худой алхимик, священнослужитель Пути, появляется рядом с троном, держа нефритовую с золотом чашу на круглом золотом подносе. Император, не отрывая глаз от танцовщицы, которая не сводит глаз с него, выпивает эликсир, предписанный ему на этот час. Она выпьет свой позже.
Ему, может быть, никогда не понадобится гробница. Может быть, он будет жить вечно, есть золотистые персики в павильонах из сандалового дерева, окруженных ухоженными лаковыми деревьями и бамбуковыми рощами, садами хризантем рядом с прудами, в которых плавают лилии и цветы лотоса дрейфуют среди фонариков и светлячков, как воспоминания о смертности людей.
Тай посмотрел через возвышение на поэта, а потом перевел взгляд на лампу и тень от нее на стене. Глаза его были открыты, но не видели ничего, кроме смутных очертаний.
Сыма Цянь закончил свой рассказ о том, что он знал. Он сказал, что это постепенно становится известным людям со связями при дворе или среди чиновников.
Это была история, о которой легко могли узнать ждущие экзамена студенты. Стало быть, она могла дойти до ушей друзей Тая: двух принцесс отправили в качестве жен в племя богю в обмен на срочно понадобившихся племенных коней для разведения и для кавалерии, так как все большее количество кочевников приходит служить за деньги в армию Катая. Одна из принцесс – настоящая дочь императорской семьи, другая, в результате старого, хитрого трюка…
«Это касается твоей сестры», сказал поэт.
Многое стало понятным в этой залитой мягким светом приемной в доме куртизанок, поздно ночью, в провинциальном городе вдали от центра власти. Откуда старший брат Тая, доверенное лицо и главный советник первого министра Вэнь Чжоу сделал шаг, который люди посчитали бы блестящим, эффектным подарком для всей их семьи, а не только для него самого.
Тай, глядя на тень, внезапно увидел маленькую девочку, сидящую у него на плечах и тянущую руку, чтобы сорвать абрикос…
Нет. Он отогнал прочь этот образ. Он не мог позволить себе такую дешевую сентиментальность. Подобные мысли свойственны слабым поэтам, импровизирующим на пиршестве у сельского префекта, или студентам, с трудом пытающимся сложить заданные стихи на экзамене.
Вместо этого он вызовет в памяти картинки тех дней, когда генерал Шэнь Гао уже вернулся домой из походов: образ своенравной девочки, подслушивающей у дверей, – она позволяла увидеть или услышать себя, чтобы они могли прогнать ее, если захотят, – когда Тай по утрам беседовал с отцом о мире.
Или, позднее, когда генерал ушел в отставку и поселился в своем поместье, ловил рыбу в реке и печалился, когда сам Тай возвращался домой: с далекого севера, с горы Каменный Барабан, или на каникулы по праздникам с учебы в Синане.
Ли-Мэй была уже не той серьезной, круглолицей малышкой. Она побывала вдали от дома, три года служила императрице при дворе, готовилась к замужеству перед смертью отца.
Еще одна картинка: северное озеро, дом в огне, пылающие костры. Запах горящей плоти, люди, которые делали ужасные вещи с другими людьми – с мертвыми и с еще живыми.
Воспоминания, от которых ему хотелось бы избавиться.
Тай поймал себя на том, что сжимает кулаки. Заставил себя прекратить. Он терпеть не мог быть понятным и прозрачным, это делает человека уязвимым. Собственно говоря, именно старший брат Лю научил его этому.
Он увидел, что Сыма Цянь смотрит на него, на его руки, и на его лице читается сочувствие.
– Мне хочется кого-нибудь убить, – признался Тай.
