неделю. И все же, вняв слезным мольбам Джини, она сделала то, чего ни за что на свете не сделал бы ни один обитатель американского дома: нажала кнопку, открыв замок входной двери. Джини быстро проскользнула внутрь.
Подойдя к лифту, она, ощущая в душе неприятный холодок, посмотрела вверх. Стрелка индикатора, сообщавшего, на каком этаже находится кабина лифта, указывала на цифру «десять».
В этой ситуации у Джини было несколько вариантов действий: или просто ждать, или стучаться во все квартиры подряд, пока кто-нибудь не позволит ей воспользоваться телефоном, или тихо подняться по десятый этаж по лестнице.
Ей представилась старая беспомощная женщина – одна в своей квартире. Представился и Стар, недавно купивший с помощью Шанталь «серьезный» пистолет. Джини подошла к лестнице, но замерла, не успев поставить ногу на ступеньку. Лифт ожил: провода и противовесы пришли в движение. Стар спускался вниз.
«Ждать, – решила она. – Прикинусь здешней. Жительница дома стоит внизу, дожидаясь лифта. Что может быть естественнее?» Ждать надо было, чтобы увидеть, спустится ли он один.
Стар был не один. Рядом с ним, опираясь на его руку, стояла женщина, которую ни с кем нельзя было спутать. Это была Матильда Дюваль. Едва увидев старуху сквозь решетку клетки лифта, Джини почувствовала, как у нее защемило сердце от жалости и страха за это беспомощное существо. Матильда оказалась крохотной и еле стояла на ногах. Одета она была подчеркнуто аккуратно – в черный костюмчик, который вышел из моды, должно быть, лет сорок назад. Старческие руки в новых черных перчатках заметно дрожали. Джини не могла сказать наверняка, что является причиной этой дрожи – дряхлость или страх. В то время как Стар открывал дверь лифта, старуха подняла голову, и Джини застыла в напряженной позе. Она поняла, что Матильда Дюваль больна катарактой в тяжелой форме: ее мутно-голубые глаза были словно подернуты молочной пленкой. Они смотрели, как две матовые лампочки.
– Bonjour, madame, monsieur,[45] – поздоровалась Джини, как только распахнулась дверь лифта. Она вежливо поклонилась старухе. Матильда Дюваль не ответила на приветствие, она даже не повернула головы. «Совсем слепая, – заключила Джини. – И глухая вдобавок».
Зато глаза Стара с первой же секунды настороженно впились в нее. Душу Джини терзали сомнения: говорить или молчать? Вмешаться сейчас или выждать?
Матильда Дюваль сама сделала вмешательство необходимым. Выходя из лифта, она споткнулась и едва не упала. Пальцы Стара цепко удержали ее за локоть. Он помог старой женщине обрести шаткое равновесие и постарался побыстрее вывести на ее улицу.
Сделав несколько шажков, старуха остановилась и прижала ладонь к груди.
– Un moment, Christophe, – услышала Джини ее одышливый шепот. – Tu marche trap vite pour moi… Souviens-toi, je suisvieille maintenant…[46]
Однако Стар остался безучастным к старческой жалобе. У него было такое лицо, будто он волоком был готов вытащить Матильду из этого вестибюля. Чертыхнувшись сквозь зубы, Стар действительно потащил немощную женщину за руку. Джини не оставалось ничего иного, как вступиться за нее.
– Мадам Дюваль? – участливо склонилась она над старухой. – Vous etes malade? Je реuх vous aider? Un moment, monsieur…[47]
Губы у Матильды Дюваль стали синими, ей было трудно дышать. Подняв глаза, Джини встретила немигающий взгляд Стара. Подавив в себе страх, она снова захлопотала вокруг больной старухи: тут, в подъезде, есть скамеечка; может, мадам Дюваль присядет ненадолго, отдышится?.. После недолгих размышлений Стар согласился. Он тоже заметил, как посинели губы Матильды, и вместе с Джини подвел ее к скамье. Джини опустилась на скамейку рядом со старухой, Стар отступил чуть в сторону.
Взяв холодные ладони мадам Дюваль в свои руки, Джини принялась сыпать предложениями о помощи. Она, как могла, тянула время. Может, доктора вызвать? И стоило ли вообще выводить мадам на улицу в такую погоду? Холод страшный, дождь того и гляди пойдет…
С помощью этих вопросов ей удалось выиграть ровно тридцать секунд. Стар по-прежнему не сводил глаз с ее лица.
– А ведь вы не француженка. Американка, правильно я угадал? – Он медленно полез в карман и вытащил небольшую коробочку с таблетками.
– А-а… Да-да, верно. – Джини бросила на него растерянный взгляд. – Я сначала не поняла, в чем дело, а тут вижу: ей же плохо совсем, губы посинели и…
– Вы живете здесь? – Вынимая из коробочки пилюлю, Стар, не отрываясь, смотрел ей в глаза. Его голос был странно тих. Голос довольно приятный, но вместе с тем совершенно бесцветный, не запоминающийся – именно таким описывали его те, кто встречал этого человека до нее.
– Что? Ах, да-да, здесь…
Подобный ответ представлялся ей наиболее безопасным. Не станешь же говорить, что пришла к кому-то в гости, но тут же узнала мадам Дюваль. Стар, казалось, поверил ей. У нее отлегло от сердца.
– У нее ангина, – обыденно сообщил он. – Уж восемьдесят пять старушке. Но ничего, выпьет таблеточку, и все будет в порядке. Она кладет их под язык – просто чудо, а не лекарство. Вот увидите, через пару минут все будет в полном порядке.
С этими словами Стар протолкнул крохотную пилюльку в рот мадам Дюваль. На старческих губах появилась слабая улыбка благодарности. Матильда уставилась молочно-голубыми глазами куда-то вдаль, глядя мимо своего провожатого. Стар выпрямился.
– Покажите мне свой ключ, – потребовал он.
– Простите, не поняла… – Джини в смятении смотрела на него. Его лицо оставалось бесстрастным.
– Ключ, говорю. Если вы здесь живете, у вас должен быть ключ от квартиры, верно я говорю?
– Боже правый… – Джини поднялась со скамьи. – Да что же это такое? Естественно, у меня есть ключ. Я живу на шестом этаже. Да о чем мы вообще говорим? Нам нужно врача вызывать, срочно.
– Согласен, – ухмыльнулся молодой человек. – Так давайте же поднимемся в вашу квартиру и позвоним
