назад, и ни один из них, охваченный печалью, не хотел пускаться в ночное путешествие, чтобы взобраться высоко.
Вэньгао был наставником для них обоих, оба любили его с того дня, когда приехали в Ханьцзинь вместе с отцом. Два брата были родом с запада, слава об их блестящих способностях, анекдотах и первых произведениях обогнала их и достигла столицы раньше них, еще до того, как они должны были сдавать экзамены: этих людей ждало большое будущее.
Сегодня они поднялись на высокую гряду возле «Восточного склона», как старший брат назвал их маленькую ферму. Они сели на скамейку под деревом, и младший брат разлил вино по чашкам.
Они смотрели на восток, на уходящую вниз местность. Там протекал ручей, и сразу за ним проходила линия границы. Этот участок земли мог прокормить семью, если люди трудятся усердно, а погода хорошая.
Было еще не холодно, но оба брата чувствовали, наряду с потерей, что пришла осень (как всегда в этот день).
Старший брат произнес:
– Может ли человек уйти так далеко, что не найдет дорогу назад?
Младший брат, более высокий, более худой, посмотрел на него. Перед тем, как ответить, сделал глоток вина. Его слова и кисть были не такими быстрыми, как у брата, он не был поэтом, но был почти так же широко известен и почитаем за самообладание, мужество и весомость аргументации. Раньше он, в ряду многих прочих должностей, был дипломатом к северу от Сяолюй.
– Конечно, может, – ответил Лу Чао. – Тебе этого хочется?
Поэт посмотрел на реку.
– Возможно, сегодня.
– Сегодняшний день всегда бывает тяжелым. Но у тебя здесь сын, жена. Теперь мы вместе каждый день, и у нас хватает земли, чтобы не умереть с голоду. Это дар, брат. Ты вернулся в Катай.
Этим он высказал старую мысль о том, что остров Линчжоу, хоть и считается частью империи, является отдельным миром.
Чэнь не выглядел старым, когда отправился в ссылку, но теперь его уже нельзя было назвать мужчиной в расцвете лет. Думать так и видеть это брату было больно. Любовь к брату была самым глубоким чувством в его жизни.
И брат отвечал ему тем же. Чэнь улыбнулся ему.
– Дар, да. То, что я здесь, с тобой.
Он протянул свою чашку. И брат наполнил ее. Они смотрели на восток и вниз. Вместе с сыновьями и работниками фермы они расчистили заросли и кусты на этом склоне и посадили тутовые и каштановые деревья по совету фермеров, владеющих землей рядом с ними. Ни один из братьев не разбирался в сельском хозяйстве, но оба были готовы учиться. Приходилось кормить людей.
Немного помолчав, старший стал читать стихи:
Младший брат выпил, долил вино в обе чашки, помолчал. И, наконец, заметил:
– Это новое.
– Да, написал несколько дней назад.
– Ты вернулся, – сказал Чао. – Не уходи.
Чэнь сверкнул своей знаменитой улыбкой.
– А! Ты хочешь сказать, что я действительно вернулся? Что это все еще я?
Младший не ответил на его улыбку.
– Да, я это и хочу сказать.
Потом, так как уже невозможно было и дальше уклоняться, он сообщил брату другую новость, которая только что пришла по дорогам, из-за рек, и на этот раз – из императорского двора.
Теперь попросили уехать его. Это означало почет, возвращение из изгнания. Но это также означало поездку на север, далеко от столицы, за Длинную стену, которая когда-то служила им границей, а теперь перестала ею быть, и там всегда подстерегали опасности.
Птица запела на дереве над ними, другая отозвалась, ниже по склону. Утро выдалось ветреное и ясное. Белые облака над головой, голубое небо, желтое солнце.
За два года постоянных, хоть и нерегулярных приглашений навестить императора Катая в его дворце или в саду он никогда не выказывал желания уложить Шань к себе на кушетку или в постель.
Она испытывает облегчение, но так как она старается быть честной с собой, то иногда гадает, почему он не проявляет такого желания. Зеркало ей не
