Внутри, на ярко-красном шелке, лежала маска белой совы. Джеана знала, что сова — символ лекаря, священная птица белой луны и стремления к знаниям, луч бледного света, освещающего долгие дороги во тьме. Галинус, отец всех лекарей, ходил с посохом, рукоять которого была украшена резной совой. Немногие знали об этом. Очевидно, Мазур знал.
Это был щедрый, продуманный подарок от человека, который всегда проявлял по отношению к ней щедрость и вдумчивость.
Она посмотрела на него. Он улыбался. Проблема с Мазуром бен Авреном заключалась в том, решила Джеана в тот момент, что он всегда знает о своей проницательности; и когда он делает подарок, то всегда попадает в самую точку. Он не испытывал неуверенности и не ждал одобрения.
— Спасибо, — сказала она. — Маска очень красивая. Я почту за честь надеть ее.
— Она должна быть вам к лицу, — серьезно сказал он, непринужденно раскинувшись на диване напротив нее с бокалом вина в руке. Они остались одни; слуг отпустили, когда ужин закончился.
— Скажите, — прибавила Джеана, закрывая коробку и поворачивая в замке изящный ключик, — что вы выбрали для госпожи Забиры? Если это не слишком смелый вопрос.
Напротив, он был провокационным. Как можно ожидать, что человек изменится? И ей всегда доставляло удовольствие — такое редкое удовольствие — заставить этого человека заморгать и заколебаться, пусть всего лишь на мгновение. Это было почти ребячеством, Джеана это понимала, но ведь не всегда ребячество — это плохо?
— С моей стороны было бы неблагородно раскрыть тайну ее маски, не так ли? Так же, как и рассказать ей о том, что я подарил вам.
Он действительно умел поставить собеседника в глупое положение.
Но ее реакция на это была почти такой же, как на протяжении всей жизни.
— Наверное, — небрежно проговорила она. — Скольких из нас вы лично нарядили на этом карнавале, чтобы никто, кроме вас, не знал, кто скрывается под маской?
Он снова заколебался, но на этот раз не от смущения.
— Двоих, Джеана. Вас и Забиру. — В его бокале, наполненном светлым вином, играли отражения свеч. Он печально улыбнулся. — Я уже не так молод, как прежде, знаете ли.
В подобных вещах ему не чуждо было лицемерие, но на этот раз у нее возникло ощущение, что он говорит искренне. Джеана была растрогана и ощутила легкий укол вины.
— Мне очень жаль, — сказала она. Он пожал плечами.
— Не надо меня жалеть. Пять лет назад, даже два года назад, я бы этого заслуживал. — Он снова улыбнулся. — Хотя, должен сказать, ни одна из женщин, кроме вас, не задала бы подобного вопроса.
— Моя мать пришла бы в ужас, услышав ваши слова.
Он слегка покачал головой.
— Думаю, вы на нее клевещете. Думаю, она была бы довольна, что ее дочь не уступает ни одному мужчине.
— Едва ли это так, Мазур. Я просто колючая. Иногда это мешает.
— Знаю, — сказал он, скорчив гримасу. — Это-то мне известно.
Она улыбнулась и встала.
— Уже поздно для практикующего лекаря, — сказала она. — Могу ли я еще раз поблагодарить вас и откланяться?
Он тоже встал, по-прежнему грациозный, разве что боль в бедре иногда беспокоила его в дождливую погоду. Совсем не такой старый и дряхлый, каким ему хотелось в тот момент казаться. В том, что говорил Мазур, всегда была какая-то цель. Аммар ибн Хайран, который и сам в этом был точно таким же, предупреждал ее об этом.
Иногда совсем не хочется прослеживать все уровни значения или последствий. Иногда хочется просто сделать то, что хочется. Она подошла к Мазуру и впервые нежно поцеловала его в губы.
И вот это его удивило, как поняла Джеана. Он даже не обнял ее. Так же она когда-то поступила с ибн Хайраном, в Фезане. Она — ужасная женщина.
— Спасибо, — сказала она визирю Рагозы. — Спасибо за маску.
Шагая домой в сопровождении телохранителя, она вспомнила, что забыла спросить, в чем он сам явится на карнавал.
Под утренним солнцем, среди толпы народа, вспоминая этот вечер, Джеана обнаружила, что она уже дошла до конца длинной улицы с прилавками. Она повернула налево, к озеру, где было спокойнее. Зная, что Зири незаметно следует позади нее, она шагала без какой-то определенной цели, неизвестно куда.
Она могла вернуться в больницу. Там у нее лежали трое больных. Можно было еще зайти домой к женщине, которой вот-вот предстояло рожать. Но сегодня утром никто из них особо не нуждался в ее заботах, и так приятно было бродить по весенним улицам, не имея срочных дел.
