Этой песне ее научил дядя в Везете задолго до того, как увел из отцовского дома и предложил жизнь певцов на дорогах. И дороги хорошо приняли ее, дали ей друзей и спутников, щедро одарили успехом, почти славой и привели ее сюда сегодня ночью, повинуясь, как всегда, быстрому зову ее души, а теперь — непрошеному велению ее сердца.
Странным образом обретя покой, Лиссет поняла, что пришла в эту комнату в поисках ответа и в конце концов нашла его. Это не тот человек, с которым она имеет право делить жизнь. Он был другом; она теперь это поняла, поняла, что он отвел ей место в орнаменте своих дней, какими бы длинными или короткими они ни оказались. Но на большее, на более важное место она не имеет права, а в его новой жизни для нее нет свободного пространства. Знамя на ветру этим утром тому причиной.
И все будет в порядке, подумала Лиссет, заканчивая песню. Она уже не ребенок. Жизнь не всегда исполняет желания сердца, и даже, как правило, этого не происходит. Иногда исполнение желаний близко, иногда совсем далеко. Она должна принять с благодарностью то, что ей дозволено сегодня ночью, — с надеждой, с молитвой к Риан, чтобы ей милостиво подарили еще несколько подобных мгновений до того, как богиня призовет к себе одного из них. Или обоих.
Она оставила его спящим, когда обе свечи догорели, а луны давно закатились, только река шептала свою собственную, бесконечно древнюю, неумолкающую песнь далеко внизу под окном.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ЗИМА
Пока солнце не упадет и луны не умрут…
Глава 15
В назначенную ночь у замка Гарсенк стоял туман. Он надвинулся с востока в конце дня вместе с темнотой и поглотил главную башню и наружные сторожевые башни замка, словно какой-то дракон из тумана в древних сказках о тех днях, когда Кораннос еще не правил солнцем.
Стоящий на крепостном валу над подъемным мостом Таун Гарсенкский дрожал, несмотря на шерстяную верхнюю рубаху и меховую куртку, которые носил зимой. Он думал о клятве, которую дал три месяца назад. Эта клятва верности превратила его из корана скромного происхождения, без больших перспектив в будущем в заговорщика, имеющего все шансы погибнуть еще до конца этой ночи.
Он смотрел, как его дыхание превращается в клубы пара в сером холодном воздухе, отчего туман становится гуще; дальше этого он видеть не мог. Лун и звезд, разумеется, тоже не было видно. Они выбрали такое время, когда обе луны должны были светить ярко и высоко стоять в небе, освещая перевал, но люди не могут управлять погодой, которую посылает бог, и не одну кампанию в прошлом — в том числе и совсем недавнем прошлом — сорвала погода. Он помнил жестокий холод у Иерсенского моста. Его он всегда будет помнить. Таун оперся обеими ладонями о камень и вгляделся в темное кружение серого тумана. Ничего. Под ним за этими стенами могло находиться сто человек, и если они ведут себя достаточно тихо, ни он и никто другой в Гарсенке не узнают об их присутствии.
Из маленькой караулки рядом с опускной решеткой до него доносились голоса. Четыре человека несли караул по ночам. Они, должно быть, играют в карты при свете очага. Из-за тумана ему внизу даже не видно этого света. Не имеет значения. Он слышал голоса, приглушенные туманом. Трое коранов на его стороне. А с четвертым справятся по мере необходимости.
Но не убьют. Тауну даны ясные указания. Блэз де Гарсенк хотел свести жертвы к минимуму в первые дни. Кажется, он точно знал, чего хочет, еще тогда, осенью, в первые дни после своего заявления. Он послал Тауна на север в числе других коранов Гораута, чтобы они свободно рассказали о том, что было сделано и сказано перед тем поединком на ярмарке. Всех гораутцев, приехавших на ярмарку, собрали в огромном зале Барбентайна, вспоминал Таун, и после того, как правительница Арбонны приказала им покинуть страну и объявила о конфискации их товаров, Блэз обратился к ним с хладнокровной и
