рассказать об этом, спит, свернувшись клубком в дупле дерева.
Человек выходит за калитку, закрывает ее за собой и начинает подниматься по склону. Он способен ее видеть. Она дрожит. Волосы ее меняют цвет, по ним словно проходят волны дрожи, снова и снова.
Она меньше ростом, чем царица, на полголовы ниже его. Алун остановился не доходя того места, где она стояла. Они находились рядом с зарослями, на открытом склоне. Она пряталась за молодым деревцем и вышла из-за наполовину скрывающего ее ствола, когда Алун остановился, но продолжала держаться за него. Совершенно неподвижная, готовая бежать. Сказка в реальности того мира, который, как ему казалось, он знал.
Она была стройной, с очень длинными пальцами, бледной кожей, широко расставленными глазами, маленьким личиком, хоть и не детским. Одета во что-то мягкое и зеленое, руки оставались открытыми, а внизу одежда доходила до колен. Он увидел пояс, сплетенный из цветов. Цветы в ее волосах, которые все время меняли цвет под его взглядом, вызывая головокружение. Как это было чудесно, даже при свете звезд. Он ясно видел лишь благодаря свету, который исходил от нее самой. И это больше всего говорило ему о том, как далеко он зашел, покинув людей. Полумир — так называли в легандах и песнях место, где он оказался. Здесь люди исчезали. Никогда не возвращались или возвращались через сто лет после того, как ушли или ускакали прочь и все знали, что они давно умерли.
Щемящая боль в горле.
— Как… как я тебя вижу? — Он понятия не имел, умеет ли она хотя бы говорить, пользоваться словами. Его словами.
Ее волосы стали бледными, почти белыми, снова вернули золотистый цвет, но не все. Она сказала:
— Ты был в озере. Я… спасла тебя там.
Ее голос, просто выговаривающий слова, дал ему понять, что он никогда в действительности не создавал музыку на своей арфе и не пел песню так, как ее следует петь. Он чувствовал, что заплачет, если не поостережется.
— Как? Почему? — Его голос звучал так грубо для его собственных ушей после ее голоса. Дуновение воздуха, пронизанного светом звезд.
— Я остановила твоего коня на мелководье. Они бы убили тебя, если бы ты подошел ближе.
Она ответила на один вопрос, но не на другой.
— Мой брат был там. — Говорить было трудно.
— Твой брат мертв. Его душа принадлежит царице.
— Почему?
Теперь волосы стали рыжими, почти красными в летней тьме. Ее сияние позволило ему это увидеть.
— Я забрала ее. Первый из погибших сегодня в бою.
Дей. У него не было оружия, когда он вышел. Первый из погибших. Алун опустился на колени на сырую, прохладную траву. У него ослабели ноги.
— Я должен тебя ненавидеть, — прошептал он.
— Я не знаю, что это значит, — ответила она. Музыка.
Он подумал об этом, а потом о той девушке, дочери Брина, в комнате у церкви, где лежало тело его брата. Он подумал о том, сможет ли когда- нибудь снова играть на арфе.
— Что… зачем царице?..
Увидел волшебную улыбку, в первый раз сверкнули маленькие белые зубки.
— Она их любит. Они ее волнуют. Те, кто раньше был смертным. Из вашего мира.
— Навечно?
Волосы стали фиолетовыми. Стройное, маленькое тело, такое белое под бледно-зеленым одеянием.
— Что может быть вечным?
Эта пустота в его сердце.
— Но после? Что случится… с ним?
Серьезна, как священник, как мудрый ребенок, будтоона намного старше, чем он сам.
— Они уходят, когда надоедают ей.
— Куда уходят?
Такая сладкая музыка в этом голосе.
— Я не из мудрецов. Не знаю. Я никогда не спрашивала.
— Он станет призраком, — сказал тогда Алун убежденно, стоя на коленях под звездами. — Духом, блуждающим в одиночестве, потерянной душой.
— Я не знаю. А ваш бог Солнца его не возьмет к себе?
