ее памяти дорогой облик, и теперь она увидела мужа таким же, как его воспринимала наполнявшая зал публика, и ужаснулась: Жоффрей действительно выглядел странно, едва ли не устрашающе. Густые черные волосы обрамляли изуродованное лицо, бледное, пересеченное красными бороздами шрамов. Истрепанная одежда, худоба — все это произвело на публику сильное впечатление.
Но когда он поднял голову и его черные, горящие глаза медленно, со странным спокойствием и даже насмешливо оглядели зал, жалость, которую кое-кто испытывал, тут же исчезла и по толпе пробежал зловещий шепот. То, что они увидели, превосходило все их ожидания. Это действительно был настоящий колдун!
Окруженный охраной, граф де Пейрак остался стоять перед скамьей подсудимых; опуститься на колени он не мог.
В ту же секунду вошли около двадцати королевских стражей и встали вдоль стен зала.
Процесс вот-вот должен был начаться.
Прозвучало объявление:
— Господа, суд идет!
Все поднялись, и через двери, ведущие на трибуну, прошли судебные приставы, вооруженные алебардами и одетые в костюмы шестнадцатого века с воротниками-жабо и в шляпах, украшенных перьями. Затем появились судьи в мантиях с горностаевыми воротниками, в квадратных шапочках.
Первым шел довольно пожилой мужчина, с ног до головы одетый в черное, и Анжелика не сразу узнала в нем канцлера Сегье, который запомнился ей как один из величественных вельмож, составлявших свиту короля в день его вступления в Париж в город. За ним следовал высокий худой человек в красной одежде. Далее шли шестеро мужчин в черном, один из которых был облачен в короткую красную мантию. Это был господин Массно, президент тулузского парламента; он был одет гораздо строже, чем во время их встречи на дороге в Сальсинь.
Мэтр Галлеман, сидевший перед ней, вполголоса пояснял:
— Старик в черном, что идет впереди — верховный судья, Сегье. В красном — Дени Талон, главный адвокат Королевского совета, и он же — главный обвинитель. Красная мантия на Массно, из тулузского парламента, он назначен главным судьей на этом процессе. Самый молодой вон там — прокурор Фалло, который называет себя бароном де Сансе, он не постеснялся выслужиться перед двором, согласившись участвовать в суде над тем, кто, как говорят, приходится ему близким свойственником по линии жены.
— Сюжет, достойный пера Корнеля, — заметил юнец с напудренной шевелюрой.
— Друг мой, вижу, ты, как и вся легкомысленная молодежь твоего поколения, ходишь по театрам на все эти спектакли, куда уважающий себя судейский чиновник и носу не сунет, чтобы не прослыть легкомысленным. Но поверь мне, вряд ли тебе когда-нибудь доведется попасть на спектакль более захватывающий, чем тот, который ты увидишь сегодня…
Поднялся шум, и Анжелика не разобрала последующих слов.
Ей хотелось знать, как звали остальных судей. Дегре ни разу не сказал ей, что их будет так много. Впрочем, все равно никого из них, кроме Массно и Фалло, она не знала.
Но где же адвокат?
Наконец Дегре вошел через ту же дверь, что и остальные судьи. За ним следовали несколько незнакомых монахов, большинство из которых сели в первый ряд среди официальных лиц: очевидно, для них там были оставлены места.
Анжелика с тревогой отметила, что отца Кирше среди них нет. Но, увидев, что нет и монаха Беше, вздохнула с облегчением.
Теперь наступила полная тишина. Один из священников прочел молитву, затем поднес обвиняемому распятие, которое тот поцеловал и перекрестился.
Этот жест набожности и смирения вызвал в зале разочарованный гул. Неужто им собираются показать обычную ссору между дворянами, а не колдовские деяния?
Кто-то визгливо крикнул:
— Покажите нам какие-нибудь штучки Люцифера!
В зале произошло бурное движение: стражи бросились на возмутителя спокойствия, схватили молодого человека вместе с несколькими его товарищами и немедленно выдворили их из зала.
Затем вновь воцарилась тишина.
— Обвиняемый, принесите присягу! — сказал верховный судья Сегье, разворачивая какую-то бумагу, которую ему подал опустившийся на колени юный клерк.
Анжелика закрыла глаза. Жоффрей заговорил. Она ждала, что голос его будет слабым, надломленным, и, безусловно, того же ждал каждый из зрителей, так что, когда зазвучал глубокий и чистый голос, по залу прокатилась волна удивления.
В Анжелике все перевернулось, когда она узнала тот соблазняющий голос, который шептал ей столько нежных слов любви жаркими ночами в
