отмытый.
Пока два швейцарских гвардейца удалились, чтобы принести все необходимое, подсудимый так же, через приставов, передал судьям слиток металла.
— Это свинец, из которого льют пули и изготавливают водопроводные трубы, свинец, как говорят специалисты, «бедный», потому что он практически не содержит ни золота, ни серебра.
— Как это можно проверить? — резонно спросил протестант Дельма.
— Я могу вам это доказать при помощи купелирования.
Саксонец Фриц Хауэр подал своему бывшему господину большую сальную свечу и два белых кубика размером в три-четыре дюйма. Перочинным ножом Жоффрей вырезал небольшое углубление на грани одного из кубиков.
— Что это за белое вещество? Белая глина? — спросил Массно.
— Эта купель изготовлена из уплотненной костной золы, что произвела на вас такое сильное впечатление в начале заседания. В действительности, как вы сейчас увидите, это белое вещество служит всего лишь для поглощения свинца, который можно разогреть на пламени сальной свечи…
Зажгли свечу, и Фриц Хауэр передал графу согнутую под прямым углом трубочку, в которую граф принялся дуть, направляя пламя на кусочек свинца, положенный в углубление кубика из костной золы.
Было видно, как направленный язычок пламени начал лизать свинец, который стал плавиться с выделением синеватого дыма.
Конан Беше назидательно поднял палец.
— Авторитетные ученые называют это действие «выдуванием философского камня», — скрипучим голосом пояснил он.
Граф на мгновение прекратил дуть на пламя.
— Послушать этого полоумного, так все камины превратятся в дыхание сатаны.
Монах напустил на себя страдальческий вид мученика, и председатель призвал подсудимого к порядку. Жоффрей де Пейрак снова принялся дуть в трубку.
В вечернем сумраке, который постепенно наполнял зал, было видно, как расплавленный докрасна свинец забурлил, потом успокоился и наконец сделался темным, между тем как подсудимый прекратил дуть в трубку. Вдруг облачко едкого дыма рассеялось и все увидели, что расплавленный свинец полностью исчез.
— Фокус, который совершенно ничего не доказывает, — заметил Массно.
— Он всего лишь показывает, что костная зола впитала в себя, или, если желаете, выпила весь окисленный «бедный» свинец. Следовательно, данный свинец не содержит драгоценных металлов, в чем я и стремился вас убедить на опыте, который саксонские рудокопы называют «холостым». Теперь я попрошу отца Беше закончить промывку черного порошка, в котором, как я утверждаю, содержится золото, и мы займемся его выделением.
Швейцарцы принесли чан с водой и оловянный тазик.
Круговыми движениями взболтав в тазике истолченный порошок и быстро слив воду, монах с видом победителя продемонстрировал судьям скудный осадок тяжелых фракций породы, оставшийся на дне тазика.
— Именно это я и утверждал, — сказал он. — Никаких следов золота, даже ничтожных следов. Его появления можно добиться только с помощью магии.
— Золото нельзя увидеть, — повторил Жоффрей. — Мои помощники извлекут его, пользуясь только свинцом и огнем. Я не буду принимать участия в опыте. Таким образом вы будете уверены, что я ничего не добавляю к действиям своих помощников, не произношу никаких кабалистических формул, а речь идет всего лишь о почти кустарном способе добычи, которым пользуются обычные рабочие, такие же колдуны, как любой кузнец или котельник.
Мэтр Галлеман прошептал:
— Он говорит слишком просто и слишком хорошо. Сейчас они обвинят его в том, что он пытается околдовать судей и вообще всех присутствующих в зале.
И вновь Куасси-Ба вместе с Фрицем Хауэром принялись за дело. Беше был явно обеспокоен, но его прямо-таки распирало от сознания важности собственной «миссии» защитника церкви и от того, что его роль в процессе постепенно становится ключевой. Он, не вмешиваясь, наблюдал, как засыпали в печь древесный уголь.
Саксонец взял огромный тигель из обожженной глины, положил туда свинец, затем раздробленный до порошкообразного состояния черный шлак и присыпал все это какой-то белой солью, похоже — бурой[60]. Наконец, он положил сверху кусок древесного угля, и Куасси-Ба начал ногой раздувать мехи.
Анжелика восхищалась терпением, с каким ее муж, который только что держал себя столь гордо и вызывающе, участвовал в этой комедии.
Он демонстративно отошел подальше от печи, к скамье подсудимых, но отблески пламени освещали его худое, изможденное лицо, едва различимое за пышной шевелюрой.
Было во всей этой сцене нечто мрачное и подавляющее.
