— Филипп! — воскликнула Анжелика. Она расправила тяжелую парчовую юбку. — На этом платье одних только алмазов на десять тысяч ливров.
— Когда-то у вас было серое платье с маленькими светло-голубыми бантиками на корсаже и белым воротничком.
— Неужели вы помните?
— А почему бы мне не помнить?
Он поднялся по ступеням и встал напротив, опершись об одну из мраморных колонн.
Анжелика протянула ему руку. После некоторого колебания, он ее поцеловал.
— Я думала, вы в армии, — сказала Анжелика.
— Его Величество посланием просил меня вернуться ко двору, чтобы я смог присутствовать на грандиозном празднике, который он дает нынче. Я должен стать одним из украшений.
Последняя фраза была отнюдь не хвастовством, а простым согласием на роль, которую ему отвели и которую он играл с какой-то педантичной покорностью. Король желал видеть в своем окружении самых прекрасных дам и сеньоров. Конечно же, в столь знаменательный день он не мог обойтись без одного из самых красивых дворян своей свиты. «Без сомнения, самого красивого», — подумала Анжелика, разглядывая стройную фигуру, затянутую в белый атласный костюм, расшитый золотом. Рукоять шпаги также была золотой, а белые кожаные туфли поблескивали позолоченными каблуками.
Как же давно она его не видела!
— Это король приказал вам задержаться в армии? — неожиданно спросила она.
— Нет! Я попросил Его Величество оставить за мной пост командующего.
— Почему?
— Потому что я люблю войну, — ответил Филипп.
— Вы получали мои письма?
— Ваши письма? Хм! Да… кажется.
Анжелика резким движением закрыла веер.
— Вы их хотя бы читали? — с досадой спросила она.
— Что вы хотите, у меня в армии есть иные дела, чем изучать Карту страны Нежности и тому подобный вздор.
— Вы, как всегда, исключительно любезны!
— А вы, как всегда, исключительно дерзки… Счастлив видеть, что вы не сдали своих позиций. По правде говоря, я хотел сделать вам одно признание. Все это время мне немного не хватало вашего воинственного пыла. Военная кампания была довольно скучной: две или три осады, несколько стычек… Я не сомневаюсь, что вы могли бы оживить это однообразие.
— Когда вы снова уезжаете?
— Король сказал, что отныне желает видеть меня при дворе. Так что у нас еще будет время скрестить шпаги.
— А может, заняться чем-то другим? — Анжелика посмотрела мужу прямо в глаза.
Ночь была хороша, и они были так надежно укрыты в маленьком храме любви, что Анжелика обрела свою былую отвагу. Филипп вернулся. В праздничной суете он искал ее, не мог противиться желанию подойти к ней. И, прячась за иронию, сообщил, что ему ее не хватало. Может быть, они наконец вступили на дорогу, ведущую к чему-то чудесному?
Казалось, Филипп не понял намека, но вдруг он резким жестом взял Анжелику за руку и отодвинул браслеты, чтобы погладить ее нежную кожу. Потом, все так же небрежно, приподнял тяжелые ожерелья из драгоценных камней, которые обнимали плечи и шею молодой женщины.
— Эта крепость действительно надежно защищена, — заявил он. — Я всегда восхищался искусством, с которым иные красавицы ухитряются казаться почти обнаженными и при этом неприступными.
— Это — искусство одеваться, Филипп. Женские доспехи. Именно они придают особое очарование придворным праздникам. Вы находите меня красивой?
— Слишком красивой, — загадочно ответил Филипп. — Опасно красивой.
— Опасной для вас?
— Для меня и для других. Но какое это имеет значение, ведь вам это нравится. Вы трепещете от удовольствия при мысли, что играете с огнем. Легче сделать чистокровного скакуна из рабочей лошади, чем изменить природу потаскухи.
— Филипп! — воскликнула Анжелика. — Ах! Какая досада, вы опять все испортили! Ведь начинали говорить, как заправский щеголь.
Филипп засмеялся.
— Нинон де Ланкло всегда рекомендовала мне держать рот закрытым. «Вам лучше молчать, никогда не улыбаться, оставаться таким же красивым, появляться и исчезать, вот как должен вести себя мужчина вашей породы», — говаривала она. Я много потерял, перестав общаться с ней.
— Нинон не всегда права. Мне нравится слушать вас.
— Для женщин сойдет и попугай.
