Роман же в то время находился в желудке монстра. Он был жив. Это было странно, но нечто поддерживало его жизнедеятельность искусственно. Ему доставляло удовольствие то, что жертва еще жива.
Так было вкуснее.
Роман застонал и ощупал его. На груди у него зияла рана, проеденная желудочным соком. Волоски желудка проникли туда и впивались в его внутренности. Это было невыносимо больно, но он не мог потерять сознание.
Он закричал, и внезапно — вместе с эти криком — пришло что-то новое. Нет, боль не ушла. Она была еще сильнее. Еще сильнее. Это было нечто за краем. Он хотел кричать еще, но уже не мог. Это было невозможно.
Оно….
Оно заставляло его наслаждаться болью!
Волоски желудка потрогали его сердце. Один из них проколол сердце и вошел внутрь. Роман заплакан и, одновременно, засмеялся. Желудок делил его на молекулы. Это было невероятно.
И, в этот момент, произошло невероятное. В кармане у Романа зазвонил сотовый телефон.
— М-м-м-м.
Он потянулся к брюкам, вынул и нажал на кнопку.
— Гы где? — радостно прокричала его подружка, Рита.
— Я, — выдавил из себя Роман.
— Как дела, Ромка?
— М-м-м-м….
— Ты что? Ты где? А мы с подружкой пошли в кино! Такой фильм дурацкий! Но прикольный! Ужастик. Там чувака, прикинь, съели тараканы. Но они там много, кого съели. Короче, поедательное кино. А ты где?
— Я….
— О, может ты — в туалете?
— Я….
— Ха! А как там пацаны?
— Нормально, — выдавил из себя Роман.
В этот момент в другую его руку впился волосок желудка, проткнул его и пошел по вене.
Роман сжался. Он не хотел кричать, но это было невозможно. Его вопль был столь мощен, сто на другом конце провода его подруга покачнулась, упала, и ее стали быть конвульсии. Все это происходило подле трамвайных путей в тот самый момент, когда к остановке подходил трамвай.
— Смотрите! — крикнули из толпы.
Кто-то бросился, чтобы помочь бедной девушке. Завизжали тормоза. Незадачливого спасателя разрезало другим колесом. И оба тела трамвай тащил еще несколько метров……
Была ночь. Поезд продолжал лететь, будто самый совершенный в мире механизм. Казалось, что ничто на свете не способно его остановить. Впрочем, так и было.
Небо было полно звезд, но это были иные звезды.
Костя хорошо знал, что это — звезды ада. И все планеты, что вращаются вокруг них — это также планеты ада. Все миры устроены одинаковы. Какая- та часть планет повернута к космосу своей светлой стороной, а какая-та темной.
Это был закон абсолюта.
Все звезды, что были видны здесь, были злыми глазами. Ни одно нормальное существо не могло выжить здесь. Но, поезд летел вопреки всему.
И здесь еще теплилась жизнь. Хотя — с каждым новым часом ее биение было все тише и тише.
Костя был один. Он не боялся оставаться в пустом купе, хотя он и не был в чем-либо уверен. Безусловно, какая-нибудь тварь могла бы запросто запрыгнуть сюда и провести обмен телами. И не было никакой гарантии….
Но…. Наверное, он все ей прощал. Может быть — и не прощал. Он не знал, как об этом сказать. Снова не было слов. Не было любви, но было чувство собственности. Оно должно было быть уязвленным, но этого почему-то не происходило.
— Я превращаюсь, — сказал он сам себе.
— Нет. Я превратился.
Он посмотрел на свое отражение в окне. Как же все странно! Поезд продолжает движение, и есть свет, и в кране в туалете есть вода, и вообще — все как надо. За исключением…..
Здесь много исключений. С этим нельзя мириться. Это нельзя просто так победить.
