он послал записку, но передумала. Она подождет. Спешить им некуда. Охота только началась. Кэтрин не собирается показывать Доминику, что ей чрезвычайно любопытно, зачем он ее позвал.
— Нам не надо было встречаться, — неожиданно заявил Доминик.
— Не надо, — согласилась Кэтрин. — Тогда почему мы оба здесь?
Доминик улыбнулся. У Кэтрин душа перевернулась, как он был в тот момент хорош собой.
— Тоже верно.
Но он не делал ни одного движения к ней навстречу. И Кэтрин стояла неподвижно.
— Твой дядя поблагодарил меня за то, что я вмешался тогда, в саду. Поскольку он не вызвал меня на дуэль, значит, он не знал, чем мы там, с тобой занимались.
— Я просто поменяла местами день и ночь.
— Очень умно, — сказал Доминик. — Честно говоря, моя сладкая, у тебя просто талант на всякого рода выдумки. Особенно я был тронут твоей историей о помолвке. Могу я спросить, зачем было идти на такие крайности?
Кэтрин не нравился его тон — мягкий, вкрадчивый. А в глазах почему-то была злость. Предположение Гэбби о том, что он не мог перенести разлуки, видимо, оказалось неверным.
— Ну что же, сам напросился. Я не хотела, чтобы ты затащил меня в постель, и делала для этого все возможное. Я наивно верила, что если ты будешь думать, что я люблю другого, то не станешь меня принуждать.
— Так я принудил тебя, Катрина?
Кэтрин опустила голову.
— Нет, — медленно проговорила она. — Я знаю, что могла остановить тебя, даже тогда, у самого края. Но тогда я этого не хотела. Не хочу этого и сейчас.
Доминик молчал. Еще мгновение он продолжал неподвижно смотреть на нее, но потом шагнул навстречу, взял ее руку и поднес к губам.
— Я никогда не встречал таких женщин, как ты, и, боюсь, не встречу никогда.
Кэтрин смотрела ему и лицо, лаская взглядом каждую складочку, каждую черточку, морщинки в уголках глаз, чувственную линию губ. В глазах его горело желание. Но было в его взгляде и нечто другое — мучительная и горькая решимость, и Кэтрин мысленно содрогнулась, понимая, куда может завести его такое фанатичное упорство.
И ей стало жаль его, жаль искренне. Кэтрин погладила его по щеке. Приподнялась на цыпочки и поцеловала его, нежно, так, будто могла испить до дна его горечь, освободить его душу.
— Кэтрин, — так шептала его мука, боль, что камнем давила на сердце.
Доминик подхватил ее на руки, прижался губами к ее губам, отнес на диван, с судорожной торопливостью стал расстегивать ее наряд. Минута — и платье соскользнуло с плеч и в тот же миг горячие губы его стали жечь ее тело: он целовал ей шею, дюйм за дюймом, прокладывая путь к груди. Язык его коснулся соска. Он нежно обнял его губами, чуть втянул и рот медленным дразнящим движением, от которого все существо се пронзила сладкая мука.
— Я хочу тебя, — прошептал он. — Я знаю, что не должен этого делать, но, видит Бог, я не могу остановиться.
Кэтрин обняла руками его черную голову и притянула к себе. Доминик понимал, как сильно она его хочет, и сдержал себя. Она заслуживала большего, чем торопливое соитие.
— Если этому свиданию суждено стать последним, давай возьмем от него как можно больше. У нас впереди часы. Позволь мне любить тебя так, как я делал это раньше, медленно и полно. Позволь показать мне то, что я к тебе чувствую.
Ободренный нежной улыбкой Кэтрин, Доминик приник губами к ее груди, лаская ее, пока последние пуговицы ее наряда не оказались расстегнутыми.
— Осгуд, ты жив?
Гилфорд Лэвенхэм склонился над сэром Осгудом Хорнбаклом, сидящим на траве у поросшей мхом каменной ограды и потирающим шишку на голове.
— Надо было поехать в обход, слишком стар я стал для подобных трюков.
Гил с улыбкой помог другу подняться на ноги.
Когда конь отказался брать препятствие, Осгуд натянул поводья так, что жеребец встал на дыбы, а Осгуд полетел вверх тормашками.
— Не пеняй на возраст, старина, — сказал Гил, — ты никогда не был особенно хорошим наездником.
Осгуд рассмеялся;
— Да уж, не то что твоя племянница. Девчонка держится в седле не хуже мужчины.
Герцог хмыкнул.
— Она умеет ездить, это точно. Но только ее маленький задик слишком привлекает внимание, и не только, как я заметил, маркиза Грэвенвольда. Из-за твоей неуклюжести мы можем опоздать.
Осгуд вскарабкался в седло.
— Ты прав, старик. Поспешим. Она и так порядком себя скомпрометировала, и нет нужды смущать ее больше, чем мы задумали.
Гил вскочил в седло. Черт побери, только бы они с Оззи не натворили беды. А если парочка поняла, что их надули? Тогда в доме никого нет. А на Кэтрин могли снова напасть. Гил долго прикидывал и решил, что игра стоит свеч,
— Быстрее, Осгуд, нельзя терять ни минуты!
Джентльмены, пришпорив коней, стремительно приближались к старому дому на поляне.
Глава 18
Издали маленький каменный домик выглядел заброшенным и пустынным. Неужели опоздали? Гил не смог сдержать возгласа разочарования. Но тут он заметил черного жеребца Доминика, а чуть поодаль и коня Кэтрин.
— Они здесь, — воскликнул Гил.
— Должно быть, целуются, — пробормотал Осгуд. — Чертовски жаль парня. Не хотел бы я оказаться на его месте.
— Что бы они там ни делали, мы должны довести дело до конца. Я должен войти туда ради Кэтрин, и не беда, если она не поблагодарит меня.
Гил спешился, стараясь производить как можно больше шума, громогласно вопя об опасности, которой подвергала себя Кэтрин, а затем яростно затарабанил в дверь. Гил услышал встревоженный шепот Кэтрин, тихое ругательство, произнесенное мужским голосом.
Гил постучал еще раз.
— Лучше откройте сами, — заревел он, — я все равно войду!
— Минуту, Вентворт, — хрипло отозвался Грэвенвольд.
Но Гил ждать не стал. Ему совсем не хотелось дать негодяю улизнуть.
— Вхожу, — объявил он.
Щеколда на двери отлетела, и он ворвался в комнату. Хорнбакл пошел следом.
Гил увидел именно то, что ожидал. Кэтрин в только наполовину застегнутом мятом платье с распущенными волосами и горящими щеками, пыталась непослушными пальцами застегнуться до конца. Грэвенвольд был одет полностью, но рубаха его была распахнута, и волосы растрепаны.
Гил смотрел на парочку с молчаливым осуждением.
— Так, — произнес он замогильным тоном, — что это вы тут делаете?
Кэтрин гордо вскинула подбородок.
— Полагаю, дядя, — произнесла она спокойно, — вы и сэр Осгуд знакомы с лордом Грэвенвольдом.
— Разумеется, милочка, — ядовито заметил Гил, — но отнюдь не так близко, как ты.
Кэтрин покраснела до корней волос. Доминик заговорил:
— Вы приехали весьма кстати. Могу я поинтересоваться, что вы, двое, здесь забыли? Насколько я помню, когда мы выезжали на охоту, вам нездоровилось, — или вы станете отрицать, что этот фарс не более чем спектакль, устроенный вами и вашей племянницей?!
— Что! — Кэтрин чуть не задохнулась от возмущения. — Это говоришь ты, ты, который прислал мне
