Вселенная в одном атоме: Наука и духовность на служении миру

также к более сложным и, возможно, проблематичным феноменам подсознания: желаниям, намерениям и памяти? Да и вообще, в свете крайней субъективности природы нашего сознания, может ли оно быть предметом объективного научного рассмотрения?

Проблема сознания привлекала огромное внимание буддийской философской мысли на всем протяжении ее развития. Для буддизма, с его первоочередным интересом к вопросам морали, духовности и избавления от страданий, понимание природы сознания, главной определяющей характеристики живых существ, представляется наиболее важным вопросом. Согласно писаниям раннего буддизма, сам Будда считал, что сознание играет главную роль в определении направления движения человека к счастью или к страданию. Например, известный цикл бесед Будды, называемый Дхаммапада, открывается словами о том, что ум первичен и пронизывает собой все вещи.

Прежде чем продолжить, мне хотелось бы напомнить о чисто языковых проблемах описания субъективного опыта. Несмотря на универсальность переживания сознания, язык, на котором мы выражаем индивидуальный, субъективный опыт, имеет свои уникальные особенности, коренящиеся в культурных, исторических и лингвистических основах. Эти языковые различия создают для носителя данной культуры специфическое поле понятийного восприятия, образованное набором представлений, исторической и лингвистической базой и т.д. Например, в западноевропейских языках существуют слова «сознание», «ум», «интеллектуальные проявления» и «осознавание». А в контексте буддийской философии сознания мы будем пользоваться такими терминами, какло (тиб. Ыо, санскр. буддхи), шепа (тиб. shespa, санскр. джняна) и ригпа (тиб. rigpa, санскр. видья), каждый из которых может быть приблизительно переведен на европейские языки как «осознавание» или «разумность» в самом широком значении этого слова. В буддийской философии говорится также о сем (тиб. sems, санскр. читта), что в европейских языках соответствует понятию «ум», намше (тиб. rnam shes, санскр. виджняна), «сознание», и йид (тиб. у id, санскр. манас), «ментальность» или «состояния ума».

Тибетское слово намше, или его санскритский эквивалент виджняна, что часто переводится как «сознание», имеет гораздо более широкую область применения, чем соответствующий западный термин, поскольку относится не только ко всему пространству сознательного опыта, но также и к тем проявлениям, которые современная западная психология относит к области так называемого подсознательного. Далее, тибетский термин сем (санскр. читта), который обычно переводится как «ум», относится не только к области мыслей, но также и к эмоциям. Несомненно, говоря о сознании, нам следует добиваться по возможности полного взаимопонимания, но следует всегда учитывать ограничения, накладываемые особенностями используемой терминологии.

Проблема описания субъективного опыта является, несомненно, очень сложной, поскольку здесь мы пытаемся объективизировать то, что по своей природе является чисто субъективным, исключив при этом внутреннего наблюдателя. Но мы не можем полностью удалить из такого рассмотрения самих себя. Никакое научное описание нейронного механизма цветового восприятия не передает чувства, которое мы испытываем, например, при восприятии красного цвета. Итак, здесь мы имеем дело с совершенно уникальной областью исследования: изучаемый объект, инструмент изучения и тот, кто постигает результат исследования, — все это один и тот же наш собственный ум. В связи с этим возникает вопрос: не является ли проблема объективного научного исследования сознания совершенно неразрешимой? Не следует ли нам усомниться в самой правомерности такого изучения?

Мы склонны относиться к миру сознания как к чему-то совершенно однородному, рассматривая его как некую монолитную сущность, так называемый ум. Но прибегнув к более глубокому рассмотрению, мы обнаруживаем, что такой подход является крайне упрощенным. Переживаемое нами сознание является совокупностью множества самых разнообразных состояний ума. С одной стороны, эти состояния могут быть явно когнитивными, каковыми являются, например, вера, память, восприятие и внимание, а могут быть и преимущественно аффективными, такими как эмоции. Кроме того, можно усмотреть область ментальных проявлений, чья функция состоит преимущественно в том, чтобы служить причинными факторами, мотивирующими нас к действию. Сюда входят намерения, воля, желание, страх и гнев. Но даже среди когнитивных состояний мы можем различить сенсорные восприятия, такие как зрение, которые имеют непосредственное отношение к воспринимаемым объектам, и концептуальное мышление с присущими ему воображением и произвольным вспоминанием выбранного объекта. Эти два последних процесса необязательно требуют непосредственного присутствия чего-то воспринимаемого и не зависят от текущей активности органов чувств.

В буддийской философии сознания можно встретить дискуссии в отношении способов классификации ментальных феноменов, а также их различных характеристик. Прежде всего существует шестеричная классификация: зрение, слух, обоняние, вкус, осязание и объекты самого ума. Первые пять относятся к области сенсорного восприятия, тогда как последний пункт включает в себя широкий спектр ментальных состояний, начиная от памяти и воли до воображения. Ментальные состояния, относящиеся к области сенсорного восприятия, являются производными от деятельности пяти органов чувств, считающихся материальными, тогда как чисто ментальный опыт в значительной мере независим от физической основы.

Школа йогачара добавляет к этой классификации еще два пункта, делая ее восьмеричной. Сторонники такого подхода считают, что ментальное восприятие само является слишком мимолетным и обусловленным, чтобы служить в качестве основы единства, которое мы обнаруживаем в своих субъективных переживаниях и в чувстве собственной самоидентичности. Они утверждают, что в основе всех этих переменчивых, зависящих от обстоятельств состояний ума должен существовать некий базовый ум (санскр. манас), сохраняющий единство и