которой обсуждался вопрос, возникший у меня в ходе научного исследования («Почему медитация, сосредоточенная на дыхании, благотворно влияет на эмоции?»); и моя дочь Ева Экман, актриса, писательница и социальный работник, участвовавшая в той пятидневной конференции по деструктивным эмоциям, на которой я впервые встретился с Далай-ламой в 2000 году.
Последним членом этой группы наблюдателей был Клиффорд Сейрон, психолог, исследователь высшей нервной деятельности, «технический специалист высшей квалификации» и мой близкий друг. Клифф, разбиравшийся в вопросах работы мозга и в буддизме лучше, чем я, был приглашен не только для осуществления высококачественной аудиозаписи беседы, но также и для оказания мне помощи во время перерывов в формулировании вопросов, касающихся буддизма.
Опыт ежедневного обсуждения в формате беседы, а не дебатов тех вопросов, о которых я размышлял и писал в течение многих лет моей жизни, трудно описать словами. Время от времени возникали новые вызовы, и, как я и надеялся, внезапно вспыхивали новые идеи, которые не приходили мне в голову прежде. Я всегда прихожу в возбужденное состояние, когда у меня выкристаллизовывается новая идея, но на этот раз мое возбуждение усиливалось многократно благодаря тому, что я начинал глубже понимать буддизм, лучше узнавал этого выдающегося человека и был свидетелем развития его идей в ходе нашей беседы. Если бы я сказал, что я находился в «приподнятом настроении», то это лишь в малой степени соответствовало бы тому, что я испытывал после завершения беседы; если бы я сказал, что был «удовлетворен», то это также лишь приблизительно бы отражало мое тогдашнее состояние. Нельзя сказать, что я был опустошен, и хотя я чувствовал, что эта наша дискуссия не будет последней, я не ожидал, что эта встреча будет длиться менее трети того времени, которое мы должны будем провести вместе в следующем году. В следующем месяце я прослушивал записи беседы с группой проявлявших интерес к этой теме моих коллег и друзей, которые задавали множество вопросов по поводу того, что говорил он или я. Тогда я понял, что мне необходимо будет встретиться с Далай-ламой еще раз.{4}
Год спустя в апреле 2007 года мы встретились в Индии во время пятидневной конференции, организованной Институтом разума и жизни. Во время этой конференции каждого ученого просили рассказать о его реакции на книгу Далай-ламы «Вселенная в одном атоме», в которой он описывал то, что узнал во время своих многочисленных встреч с учеными.
Нам с Далай-ламой удалось встретиться дважды во время перерывов в работе конференции, каждая наша встреча продолжалась приблизительно полтора часа. Эти приватные беседы происходили в специальной комнате для подобных встреч; стены комнаты были покрыты тангкас[2], кроме того, в ней исправно работал кондиционер. (Далай-ламе нравится более низкая температура, чем мне, несмотря на то что его монашеское одеяние меньше закрывает тело, чем традиционная европейская одежда.) Как и всегда во время таких дружеских бесед, он снял обувь и сел, скрестив поджатые ноги. Мы сидели очень близко друг к другу, и ни один из нас не касался спинки своего стула. Меня предупредили, что если Далай-лама откидывается назад на спинку стула, то это означает, что вы перестали вызывать у него интерес, — но этого не произошло ни разу.
Геше Доржи Дамдул также присутствовал на этой встрече, выполняя работу переводчика, и временами вставляя свое слово в нашу беседу. Иногда они с Далай-ламой вступали в длительную дискуссию на тибетском языке, пытаясь решить, имеет ли моя научная точка зрения соответствующее отражение в буддистских текстах. В конце каждой такой сессии я объяснил свой план последовательно объединить большую часть того, о чем мы говорили во время нашего диалога, чтобы наши подкрепленные точки зрения проявлялись именно тогда, когда это требовалось читателю. Я предложил передать интегрированный текст Джинпе, который мог бы проверить его на предмет правильности расшифровки сделанных мною записей. Мне хотелось также узнать, не пожелает ли сам Далай-лама прочитать рукопись до того, как я отправлю ее редактору. «Кто будет указан в качестве авторов?» — спросил он для полной ясности. «Далай-лама и Пол Экман», — ответил я. Тогда он пригласил меня еще раз приехать в Индию и прочитать ему текст рукописи вслух, чтобы он лично мог проанализировать его и сделать необходимые уточнения.
Это оказалось для меня неожиданностью. Спустя несколько недель у меня была запланирована важная поездка в Европу, которую я никак не мог отменить. Но позднее один из управляющих делами Далай-ламы сказал мне, чтобы я не беспокоился: мне необходимо было подождать как минимум год, потому что в рабочем графике Далай-ламы в ближайшее время не было свободного недельного «окна», необходимого для того, чтобы выслушать и прокомментировать весь текст. Когда Джинпа, который также присутствовал на конференции, узнал об этом, то, будучи активным поборником издания этой книги, он начал доказывать, что такая задержка публикации книги стала бы серьезной ошибкой. В результате в конце июня 2007 года я снова отправился в Индию как раз перед началом сезона муссонов. Мы работали пять дней подряд по пять часов каждый день. Эти встречи доставляли мне много радости, но и потребовали больших затрат сил.
На этот раз при наших встречах присутствовали другие люди. Доктор Бернард Шифф, бывший психолог и мой близкий друг, читал вслух мои слова в нашей предыдущей дискуссии. Я думал, что он благодаря своему профессиональному опыту сможет давать мне полезные советы, но оказалось, что я был сосредоточен на беседе с Далай-ламой настолько, что не желал выслушивать никаких рекомендаций. Бернард был рад возможности встретиться с Далай- ламой, но иногда испытывал разочарование от того, что мог выступать только в роли чтеца, а не собеседника. Я читал вслух те слова, которые произносил Далай-лама. Мы редко переворачивали страницу без того, чтобы он, я или мы вместе не прерывали чтение для того, чтобы задать свои вопросы или развить произнесенную мысль. К нам присоединились брат Далай-ламы, который сделал несколько комментариев, и его сын. Тибетский ученый из близлежащего Института диалектики присутствовал для того, чтобы устранять любые неопределенности в отношении объяснения конкретных вопросов в буддистских текстах; во время чтения он никогда не произносил ни слова по-английски. Эти последние встречи позволили добавить очень ценную третью
