возможный вывод: Роберт не имеет никаких физических границ, он един со всем, что его окружает: людьми, предметами, всем сущим.
Когда позднее Роберта спросили, что он ощущал в кульминационный момент медитации, он ответил: «Мне казалось, что я часть всех и каждого, всего существующего. Что я связан со всем». Это было как раз то, что столетиями повторяли духовные учителя и йоги. И это удивительно походило на то, что только что рассказал мне Далай Лама: когда он сосредоточился на взаимозависимости, он увидел мир иным — предметы и люди показались ему лишенными жестких физических границ; в моменты духовного озарения физические границы между тобой и всем прочим исчезают, размываются, становятся зыбкими. Благодаря подобному опыту Далай Лама гораздо глубже ощущает связь между собой и другими.
— Вы говорили мне, что можете ощутить взаимозависимость, просто подумав о ней, — сказал я Далай Ламе. — Для примера, возьмем вас и меня. Когда вы думаете о взаимозависимости, я выгляжу для вас как-то иначе?
— Остаетесь человеком, но... но не таким, каким выглядите, не жестко очерченным. Несколько расплывчатым. Связь между нами сильнее, сострадание сильнее, — ответил Далай Лама. Он на мгновение задумался и снова обратился к Лхакдору по-тибетски:
— Через понимание взаимосвязанной реальности вы приходите к пониманию, что, если что-то хорошее случается с другими, вам это тоже пойдет на пользу, — пусть не сразу, но пойдет. Если другие страдают, то в конечном счете пострадаете и вы. Таким образом, усиливается ваша способность сострадать даже тем людям, чьи представления о жизни совершенно отличны от ваших. Сострадать им становится легче, — перевел Лхакдор.
— Например, Саддам Хусейн, — продолжил Далай Лама. — Заглянув в глаза президента Буша, я понял его чувства: Саддам для него — на 100 % отрицателен, абсолютно отрицателен. Единственное, что остается, — уничтожить его. Но реальность далека от этого.
— Какова же реальность? — спросил я.
— Думаю, есть два уровня. На обыденном уровне, с обыденной точки зрения, Саддам Хусейн не стопроцентно порочный человек от рождения — не абсолютное зло. — Ладони Далай Ламы кружились друг вокруг друга, формируя невидимую сферу. — Его порочность сформировалась под воздействием множества факторов, а не сама по себе. Не изолированно. Она связана со многими другими факторами, включая самих американцев. Во время войны в Заливе все обвиняли Саддама Хусейна. Я понимал, что это несправедливо, и сочувствовал ему.
Далай Лама сочувствовал Саддаму Хусейну? Человеку, который принес бедствия миллионам людей? Я начал постигать простую истину о Далай Ламе. Его взгляды на мир и способ его мышления — сколь бы рациональными и вдохновенными они ни были — очень отличаются от моих.
— Диктатура Саддама Хусейна не свалилась с неба сама собой, — объяснял Далай Лама.
— Саддам Хусейн — диктатор, захватчик, плохой. — Он перечислял пункты, загибая пальцы; выражение лица было серьезным. — Но все скверное он совершал не без помощи армии. Без армии, без оружия он не стал бы агрессором. А оружие производит не Ирак, оно поступает с Запада. Западные компании помогли создать этого агрессора. Они создали его, а теперь обвиняют. Несправедливо. — Далай Лама наклонился вперед, его голос поднялся на тон выше. Разговор явно взволновал его. — Значит, на обыденном уровне Саддам Хусейн не стопроцентный негодяй, — сказал он. — Теперь более тонкий уровень: когда некто, например Буш, испытывает отрицательные чувства к Саддаму Хусейну, в его глазах Хусейн — нечто однородное, отдельное, самовластное и абсолютно скверное. — Далай Лама вытянул перед собой сжатый кулак и зафиксировал на нем взгляд. — Точно так же в глазах Саддама Хусейна... — Далай Лама захихикал и, хоть и с трудом, закончил фразу: — Буш — нечто очень плохое. Абсолютное, отдельное, независимое... воплощение зла. — Каждое слово сопровождалось громким смешком, а плечи непроизвольно вздрагивали. Далай Лама получал огромное удовольствие, посмеиваясь над самым могущественным мировым лидером. Справившись со смехом, он подвел итог:
— Итак, в обоих случаях — существенное непонимание реальности. Их реальности — просто фантазии.
— Вы говорите, что Саддам Хусейн не стопроцентное абсолютное зло, потому что, например, он может быть хорошим в глазах своей жены? — спросил я Далай Ламу.
— О да, да, — с энтузиазмом согласился Далай Лама. Он был доволен, что я ухватил нить его рассуждений. — Если обстоятельства изменятся, такой человек может стать хорошим. Это вполне возможно. Другой пример. В глазах Бен Ладена Америка — стопроцентное зло. Такое заблуждение чревато бедствиями. Для Бен Ладена весь Запад — антимусульманский, а Америка — мировой агрессор. И он приходит к выводу, что это однородный, имеющий четкие границы, отдельный враг. Это — неправильное представление действительности.
— Каким же должен быть его взгляд на действительность? — спросил я.
— Америка — часть арабов, значит, Америка — часть его самого, — ответил Далай Лама без колебаний.
— Взаимозависимость? — нерешительно произнес я.
— Да, взаимозависимость. И не только Америка. В Западной Европе тлеет недовольство тамошними мусульманами. Но ни Америка, ни Европа не являются стопроцентно антимусульманскими. Безусловно, нет. Значит, снова придуманный образ. Узость взглядов. Ошибка. А вот взгляд с точки зрения взаимозависимости — шире и человечнее. Нет ничего отдельного, ничего такого, за что можно было бы ухватиться. Такой взгляд предотвращает жесткие привязки и привязанности — потому что нет объекта, за который можно ухватиться. И наши пристрастия и жажда обладания по отношению и к предметам, и к людям становятся слабее.
За несколько десятилетий постоянной практики вневременная истина о взаимозависимости стала частью сознания Далай Ламы. Она формирует его мысли, представления и поступки. Он приступает к осуществлению своих планов, реагирует на события в мире, ища и находя взаимозависимости. Он не
