образованных с помощью зарубежных организаций, некоторые из которых и по сей день продолжают оказывать свою поддержку. Теперь, много лет спустя, все эти организации, принявшие участие в нашей судьбе в начале изгнания, полностью удовлетворены тем прогрессом, которого достигли беженцы под их руководством.
Те достижения, какими тибетцы ответили на помощь, предоставленную им, являются лучшим выражением нашей огромной благодарности. Это важно тем более, что я понимаю: большая часть пожертвованных этими организациями денежных средств часто идет из кошельков людей, которые сами не имеют ничего лишнего.
По возвращении в Массури после визита в Дели я понял, что теперь настало время нарушить свое молчание, и 20 июня дал пресс-конференцию. В Массури все еще оставалось большое количество газетчиков, которые ждали услышать что-либо от меня. Несмотря на то, что эта "история" была уже более чем двухмесячной давности, присутствовало 130 корреспондентов, представлявших многие страны мира.
Я начал с того, что еще раз официально отверг "Соглашение из семнадцати пунктов". Я объяснил, что поскольку Китай сам нарушил условия своего собственного "Соглашения", то не существует больше никакой правовой основы для его признания. Затем я дополнил свое краткое заявление и подробно остановился на тех жестокостях, которые были совершены по отношению к тибетцам. Я был уверен, что люди поймут: мой рассказ ближе к истине, чем те неправдоподобные выдумки, которые распространяют китайцы. Несмотря на то, что мое последнее заявление было широко освещено в печати, я недооценивал силу воздействия на общественное мнение той пропагандистской кампании, которую смогло провести китайское руководство. Или же я, вероятно, переоценил готовность человечества посмотреть в лицо правде о самом себе. Я полагаю, что сначала потребовалось открыть для себя факты, имевшие место во время Культурной Революции, а затем увидеть в 1989 году на экранах своих телевизоров бойню на площади Тяньаньмэнь, прежде чем весь мир убедился в лживости и варварстве коммунистического Китая.
В тот же вечер было издано коммюнике от имени индийского правительства, в котором говорилось, что оно не признает правительства Далай Ламы в изгнании. Сначала я был несколько удивлен и обижен этим. Я достаточно хорошо знал, что Индия не поддерживает нас в политическом отношении, но такое отмежевание казалось излишним. И все же мои уязвленные чувства быстро уступили место огромной благодарности по мере того, как я стал постигать, поистине впервые, действительный смысл слова "демократия". Индийское правительство было настроено решительно против моей точки зрения, но оно не делало никаких попыток воспрепятствовать мне в выражении ее, не говоря уже о том, чтобы запретить.
Подобным же образом Дели совершенно не вмешивался в тот образ жизни, который вели я и все возрастающее число тибетцев. По просьбе народа я стал проводить еженедельные приемы на территории Бирла Хауса. Это давало мне возможность встречаться с разнообразными людьми и рассказывать им о реальной ситуации в Тибете. Кроме того, это помогло мне начать процесс устранения этикета, который во многом способствовал отделению Далай Ламы от своего народа. Я твердо понимал, что мы не должны цепляться за старые традиции, которые ныне являются неприемлемыми. Как я часто напоминал людям, мы теперь являемся беженцами.
С этой целью я настоял, чтобы все формальности постепенно были отменены, и дал ясно понять, что больше не хочу, чтобы люди сохраняли старинную церемонность. Я понимал, что это особенно важно, когда имеешь дело с иностранцами. Гораздо лучше они бы отозвались на истинные достоинства, если бы обнаружили их. Очень легко оттолкнуть других, оставаясь отдаленным. Поэтому я был склонен стать полностью открытым, ничего не скрывать и не прятаться за этикетом. Я надеялся, что вследствие этого люди будут относиться ко мне просто как человек к человеку.
Также я поставил условие, чтобы мои посетители, кто бы они ни были, сидели в кресле такой же высоты, а не в более низком, как было положено по обычаю. Сначала даже мне это казалось довольно трудным, так как не хватало уверенности в себе, но постепенно я приобретал ее. И несмотря на опасения, высказываемые некоторыми моими советниками старшего поколения, эти принципы приводили в замешательство только вновь прибывших из Тибета, которые еще не знали, что Далай Лама больше не ведет образ жизни, который был привычен для них.
Жизнь в Бирла Хаусе совершенно не способствовала соблюдению каких-либо формальностей. Этот дом не был особенно величественным или огромным, а по временам оказывался переполнен народом. Кроме меня в нем жила моя мать и все члены моей семьи, а остальные мои сотрудники жили совсем поблизости. Впервые в жизни мне довелось так много видеться со своей матерью — и я был очень этому рад.
Помимо искоренения формальностей, наша трагедия также дала мне возможность сильно упростить свою собственную жизнь. В Лхасе я обладал большим имуществом, от которого было мало пользы, и вместе с тем от которого было очень трудно отказаться. Теперь я почти ничего не имел и обнаружил, что мне гораздо легче отдавать подаренные вещи своим товарищам по эмиграции, если они им были нужны.
В административной области мне тоже удалось провести радикальные перемены. Например, в то время я занимался созданием различных новых департаментов правительства Тибета: информации, образования, восстановления, безопасности, по делам религии и по делам экономики. Я особенно поощрял женщин принимать участие в работе правительства. Я напоминал людям, что выбор кандидатов на важные посты никогда не должен основываться на принадлежности к тому или иному полу, но только на качествах и способностях самого кандидата. Как я уже упоминал, женщины всегда играли важную роль в тибетском обществе, и в данное время многие из них занимают ключевые посты в Тибетском правительстве в изгнании.
В Дели я вернулся в сентябре. К этому времени я был более спокоен за беженцев. Их численность возросла почти до тридцати тысяч, но Неру был верен своему слову, и многих уже перевели в лагеря в горных районах Северной Индии. Теперь моя главная цель состояла в том, чтобы сделать все возможное для принятия на рассмотрение Организацией Объединенных Наций вопроса о праве Тибета на независимость. Я снова начал свой визит в
