календарю в соответствующей обстановке. В настоящее время к зданиям Намгьела примыкает школа буддийской диалектики, которая позволяет сохранять живым искусство диспута в монашеской общине. Теперь почти каждый день двор перед храмом заполняется молодыми монахами в темно-красных одеяниях, которые, тренируясь перед экзаменами, хлопают в ладоши, трясут головами и смеются.
В 1963 году я созвал встречу всех глав разных буддийских школ вместе с представителями религии бон. Мы обсудили общие трудности и стратегию их преодоления для того, чтобы сохранять и распространять различные аспекты нашей тибетской буддийской культуры. За эти несколько дней я убедился в том, что если мы сами создадим себе благоприятные условия, то наша религия будет продолжать жить. И теперь, вскоре после торжественного открытия моего собственного монастыря, я основал новые монастыри Гандэн, Дрейпунг и Сера в южном штате Карнатака, которые первоначально насчитывали 1300 монахов — тех, что остались в живых и переселились из Бьюкса Двара.
Ныне, когда начинается наше четвертое десятилетие в изгнании, существует процветающая монашеская община из шести тысяч человек. Я даже сказал бы, что у нас слишком много монахов: в конце концов, важно не количество этих людей, а их качества и ревностность.
Другим культурным учреждением, открывшимся в конце шестидесятых годов, была Библиотека тибетских трудов и архивов, которая не только хранит более сорока тысяч тибетских оригиналов, но и занимается изданием книг как на английском, так и на тибетском языках. В 1990 году ею была издана двухсотая книга на английском языке. Здание Библиотеки построено в традиционном тибетском стиле, в нем расположено и хранилище литературы, и музей, экспонатами которого служат те предметы, которые были вынесены беженцами из Тибета. Из того немногого имущества, которое могли взять с собой беженцы, большую часть составляли танки, тибетские тексты и другие религиозные реликвии. Многое из этого они по традиции преподносили Далай Ламе. Я в свою очередь передал эти предметы в музей.
Как раз перед переездом в Брин Коттедж я сильно заболел. По возвращении в Дхарамсалу в начале 1966 года, после прекращения конфликта между Индией и Пакистаном, я с энтузиазмом принялся за свою новую вегетарианскую диету. К сожалению, в тибетской кухне мало блюд, в которых не использовалось бы мясо, и поварам потребовалось некоторое время, чтобы научиться готовить пищу вкусно без мяса. Но в конце концов они справились с этим и стали делать прекрасные блюда, от которых я действительно чувствовал себя хорошо. Между тем, несколько индийских друзей рассказали мне о важности дополнения диеты большим количеством молока и различных видов орехов. Я доверчиво последовал этому совету — и через двадцать месяцев заработал острый приступ желтухи.
В первый день меня все время рвало. Затем я совершенно потерял аппетит на две или три недели и дошел до состояния крайнего истощения. Я с трудом мог пошевелиться. В довершение всего моя кожа стала ярко-желтой. Я был похож на самого Будду! Некоторые люди поговаривали, что Далай Лама живет как узник в золотой клетке: а на этот раз я был еще и сам золотой.
В конце концов болезнь, которая оказалась гепатитом В, стала проходить, но только после того, как я начал принимать большие дозы тибетских лекарств (о которых еще расскажу в следующей главе). Однако, едва я стал снова проявлять интерес к еде, как получил наставление от своих докторов, что не только должен есть меньше жирного, отказаться от орехов и уменьшить потребление молока, но и начать снова употреблять мясо. Они очень боялись, что болезнь нанесла непоправимый ущерб печени, и считали, что в результате этого моя жизнь, вероятно, сократится. Некоторые индийские врачи, с которыми я советовался, были того же мнения, поэтому я с неохотой вернулся к невегетарианской пище. В настоящее время я ем мясо, за исключением тех случаев, когда это противоречит моей духовной практике. То же самое верно для многих тибетцев, которые последовали моему примеру и которых постигла та же судьба.
С самого начала мне было хорошо в моем новом доме. Как и Сварг Ашрам, этот дом был первоначально построен англичанами и стоит на вершине горы в собственном небольшом саду, окруженный деревьями. Из него открывается прекрасный вид и на горную цепь Дхауладар, и на долину, в которой лежит сама Дхарамсала. Не считая того, что возле дома имеется достаточно места, чтобы я мог обращаться к более чем тысяче людей, его главная привлекательность для меня заключается в этом саде. Я сразу же начал работать в нем и посадил много разных фруктовых деревьев и цветов. Я делал это своими руками: садоводство относится к одной из самых больших радостей для меня. К сожалению, немногие деревья прижились, и они дают довольно скудные и горькие плоды, но я утешаюсь тем, что сад навещает великое множество животных и особенно птиц.
Мне нравится наблюдать за жизнью живой природы еще больше, чем заниматься садом. Для этой цели я построил столик для птиц как раз напротив окна моей комнаты для занятий. Он окружен проволокой и сеткой, чтобы не допустить больших и хищных птиц, которые норовят спугнуть своих меньших собратьев. Однако это не всегда помогает. Иногда я вынужден доставать одно из пневматических ружей, которые приобрел вскоре после прибытия в Индию, чтобы призвать к порядку этих жирных жадных правонарушителей. Так как в Норбулингке я проводил ребенком много времени, упражняясь со старым пневматическим ружьем, то являюсь довольно неплохим стрелком. Конечно же, я никогда не убивал их. В мои намерения входило только проучить их хорошенько.
В Брин Коттедже мои дни были заполнены в основном теми же занятиями, что и прежде. Каждую зиму я навещал поселения беженцев и время от времени давал учения, а также продолжал свои религиозные занятия. Кроме того, я старался побольше узнать о западном мировоззрении, особенно в различных областях естественных наук, астрономии и философии. А в минуты досуга я занимался фотографией, вспомнив свою старую любовь к этому занятию. Когда мне было тринадцать или четырнадцать лет, я приобрел при посредничестве Серкона Ринпоче, хромого ценшапа, свою первую фотокамеру.
