говорят:
— Надо же! Совсем на дикого не похож! В доску свой!
— А то, — говорю. — Будь спок, старина.
Тогда меня хватают за пояс и тянут вниз. И мне приходится сесть на что-то мягкое. И я сижу, хрупаю эти орехи и веду светскую беседу аса контрразведки: вру, хвастаюсь и надуваю щёки. А гады развесили уши по всему помещению — вешай хоть какую лапшу, уже всему верят. И тогда я спрашиваю между прочим:
— Тшанч как-то обмолвился о каком-то обалденном источнике энергии… Я тогда-то не стал уточнять — времени не было — но сейчас вспомнил, и интересно… Вы не в курсе?
Мнутся и гнутся.
— Вообще-то, — говорят, — мы не такие большие персоны, как Тшанч. Насчёт всяких новых идей нас не слишком просвещают…
— Я, — говорю, — слыхал, что уже не чересчур новая, в том-то и дело. Про сверхсекретные разработки я бы и спрашивать не стал.
— Ну, — мямлят, — трудно сказать, что он имел в виду из старого… Может гравигенератор или…
— Пирит, — подсказываю. — А?
— Не наше слово, — говорят. — Может вещь и есть, да зовётся иначе…
— Да ну вас, — ворчу. — Не знаете ни чёрта, только пальцы гнёте.
Они смутились и позатыкались, а я думаю: слишком хорошо — это тоже плохо. Наелся, сунул горсть орехов в карман про запас — неплохая, между прочим, еда, чувствуется много калорий и места мало занимает. Потом нашёл ощупью флягу с водой, напился и задремал. И гады расползлись по своим углам, чтобы не мешать.
Я ещё подумал, что здорово их построил — душа радуется.
Проснулся — скандалище!
В зале с мониторами так орут, что эхо поигрывает — в операторской слышно. Я потихоньку встал, подобрался к двери и приоткрыл чуток — чтобы слова разобрать.
По голосу узнал: Тшанч разоряется.
— Это, — трещит, — не пограничная полоса, а отхожая дыра в гладком месте! Почему, хотел бы я знать, никто ни за что не отвечает?!
Кто-то незнакомый урчит виновато:
— Так ведь это учёный был… Особые полномочия… Что ж я мог сделать-то?
Тшанч опять свои карандаши ломает со злости:
— Уважаемый Шфепп, — говорит, ядовитый, как мышьяк, — вы кого-нибудь посылали за этой самкой? И почему именно за этой?
В ответ — тихий такой голосок — как у вши:
— Не представляет научного интереса. Никого не посылал.
Тот, виноватый, похоже, охранник, бурчит, как в животе:
— А номер-то вашего сектора, Шфепп! И пропуск ваш с вашей подписью!
И Шфепп снова шелестит еле-еле:
— Ну как же, позвольте? Я ж никого не посылал. Я ж уже объяснил — не представляет…
А Тшанч совсем вышел из себя. Тут уже не карандаш — целое бревно ломается:
— Варвары! — трещит с привизгом. — Украли ценную особь! Как раз вовремя! Ведь сожрали небось?! Ну точно, сожрали! Вам что, паёк не выдают, учёные?! Хуже уголовников, честное слово…
Но я не Тшанч, слава богу. Я смекнул кое-что. Только поверить боюсь. Но мне интуиция подсказывает, шестое чувство — аж дух захватило. Ну думаю, настал психологический момент для появления меня.
Захожу в зал. Свет убрали, только от мониторов цветной сумрак стоит. И в этом сумраке тени снуют, суетятся, грабками машут — проблемы у гадов.
— Тшанч, — говорю, негромко так, спокойно, — что случилось, а?
И все разом заткнулись и замерли — как по команде.
Тшанч говорит:
— Рекомендую, господа, тот самый теплокровный, о котором я рассказывал.
— Это да, — говорю. — Но случилось-то что?
Трёт верхними ладошками нижние.
— Да небольшое недоразумение, — говорит. — Тут кто-то из загона по ошибке твою самку забрал. Но она найдётся…
