Локкер невольно улыбнулся.
– Лось.
Пес снова замер, уставившись, склонившись и раскрыв рот.
– Ё… их же не бывает! Они же только в анекдотах…
Локкер удержался от обидного смешка и снова нагнулся, чтобы оказаться с псом нос к носу – собаки так лучше понимают. От собеседника сильно пахло псиной, но такие запахи Локкера уже давно не смущали. Он повторил:
– Послушай, почему люди так рассердились, когда ты перекинулся? Ты же им нравишься, они тебя даже кормят…
– Да… – пробормотал пес задумчиво. – Да… Не надо было Ипостась менять, это да… Меня теперь из этого магазина, как пить дать, выгонят… опять искать надо, где приютиться… Хотя… Может, Глициния и заступится… почти что Хозяйка… ничего. С людьми жить, знаешь ли, лось, – пес хихикнул, – лось! Так вот. Не у всех же настоящие Хозяева. Да Хозяев вообще немного совсем… А обычные люди обычно не любят, когда наш брат им показывает… второе Я, врубаешься? Люди больше любят глупых. Вот сидит дурачок и кушать хочет. Им и приятно – они снисходят, понимаешь. На высоте положения себя чувствуют. Вот и кормят. А теперь – все, лафа кончилась.
– В Старшей Ипостаси же удобнее общаться, – сказал Локкер. – Люди ведь только слова понимают…
Пес снова хихикнул и мелко зевнул.
– Да, точно. Вот и в анекдотах лоси такие, точно. Да какому человеку надо с тобой общаться, чудо? Человеку надо добреньким себя почувствовать, сильным, снисходительным. Человек, когда в дом берет собаку, он же себе игрушку берет или дополнительный замок на дверь. Кому надо болтать с игрушкой или с замком? Ты, между прочим, знаешь, что простые люди чаще всего себе маленьких берут? Совсем несмышленышей, которые себя не сознают, оборачиваться не умеют… знаешь?
– Как же человек научит звереныша перекидываться? – Локкер был глубоко поражен услышанным, так глубоко, что спина холодела. – Люди же по- другому чувствуют…
– Вот же чащоба! – нервно хохотнул пес. – Так ведь они и не учат! Кто так попал – тот пропал. Раб. Ему над Зверем не подняться, бздец. На всю жизнь дурачок. Калека… Хотя, чтоб ты знал, те, кто не оборачивается, живут меньше. Лет десять живут, максимум пятнадцать. Младшая Ипостась, если она без Старшей, изнашивается бы-ыстро…
Пес говорил много и скоро, будто хотел высказаться за долгое вынужденное молчание. Его суетливые нервные движения сказали Локкеру даже больше, чем слова: он чувствовал себя неприкаянным без Стаи и Хозяина, этот пес, он не мог даже поболтать лишний раз. Локкер торопился, но не мог перебить этого зверя из-за обыкновенной, уже установившейся, живой связи.
– Но ты очень умен, – сказал он даже. – Значит, ты не жил в доме у людей?
– Да нет, жил, – очень подвижные рыжеватые бровки пса печально приподнялись, обрисовав морщинки на лбу. – Только я жил уже большой. Уже самостоятельный был такой щенок. Маманя ж моя в подвале ощенилась, несчастная была сука, не повезло ей в жизни. Не Стая, а так, недоразумение… но я все-таки получил какое-никакое воспитание… настоящее, а не от людей.
– А где твоя Стая?
– А Зеленый знает… Давно дело было. Маманю мою застрелили, облава была на бездомных собак. Нас трое было – так где брат с сестрой, я понятия не имею. Их увезли куда-то, а скоро я их и слышать перестал в голове… может, убили, может, сами померли, может, где-то очень далеко – не знаю я. А меня, вот, подобрали. Я симпатичный был щенок, говорят…
– Ты сбежал?
– Да ладно. Какая собака сбежит? А Кодекс? Ты что?… выгнали меня.
– За что?!
Пес встряхнулся.
– Хватит уже. Что это мы все обо мне да обо мне… Ты ж ко мне зачем-то подошел, так говори давай, зачем. Что тебе, лесному, надо тут?
Локкер помедлил, припоминая точно, и медленно, четко сказал:
– Я ищу Северное управление Службы Безопасности. Ты не знаешь, как туда пройти?
– Хорошее место, – кивнул пес. – Кормят. Слушай.
Дождь припустил сильнее, и пес встряхнулся… Лось приготовился слушать и запоминать.
Человек.
Патрулирование затянулось.
