— Почему, — говорю, — низкий? Я отношусь к комиксам точно так же, как к тем картинам. Мне нравится это делать, приятно. И людям, я замечаю, тоже нравится… И вообще — что значит «создавал человеческую культуру»? Культура у нас с вами вроде как общая. Кто знает, что еще мои сородичи сделали? Мы ведь связи друг с другом, можно сказать, не поддерживаем.
Он на этот счет здорово задумался. А я говорю, самым милым тоном:
— Мне так порисовать хочется, Дью. Вообще — подвигаться. Зачем меня держать, как бабочку на булавке? Мне от этого нездоровится.
Дью замялся, огорчился, отвернулся, говорит в стенку:
— Если я тебя отпущу, ты ведь не согласишься снова лечь?
— Конечно, — говорю. — А ты бы согласился?
— Так вот, меня и выгонят отсюда за это, — говорит. — Потерпи, я попытаюсь их уговорить.
А что мне оставалось, кроме терпения? Я иногда здорово злился на него, иногда надеялся, хоть и не особенно верил, что он мне поможет. Но, как я не злился, никогда не воспринимал его как еду. Мне было изрядно обидно, что я давлюсь холодной кровью из пластика, а вокруг рассекает добыча — но уж Дью я добычей не считал.
Порой хочется поговорить. А найти собеседника в стаде чрезвычайно мало шансов.
Когда процесс восстановления тканей пошел в нормальном темпе, мертвая кожа с меня сдиралась лоскутами, а то, что вычищалось изнутри, приходилось выблевывать. Дью, когда персонал лаборатории расползался по домам, приходил меня мыть — я совершенно не ожидал такого от человека. Когда он всовывал салфетку под мои кандалы, я нюхом чуял, как ему хочется их снять, но стадо ему не спустит. Я злился, конечно — но не до ненависти.
Ждал и терпел. Пока терпение не лопнуло.
С помощью Дью я через пару недель восстановился полностью — и стал замечать, что люди на меня глазеют совершенно по-хамски. Хопп. Этот все время старался причинить мне боль. Он предложил описать мою реакцию на электрошок, а когда Дью написал протест, собрался колоть меня какой-то обездвиживающей дрянью. И пожирал меня глазами, а несло от него такой добычей, что любо-дорого. А еще один из руководителей этого поганого проекта, профессор Гелл, тот самый, который хотел, чтобы меня уничтожили, когда закончат издеваться. Этот на мое тело имел виды. И как-то раз заявился вечером, как раз перед визитом Дью. Его, по-моему, в известность не ставили, он решил, что никто из людей мешать не будет.
Вот когда я перепугался до тоски. Когда Гелл начал меня хватать и объяснил, зачем, собственно, приперся. Я вдруг осознал, что совершенно беспомощен, и что ему ничего не помешает сделать-таки то, на что все остальные совершенно напрасно рассчитывали. Мне казалось, я умру от бессильной ярости и унижения. Я так ждал Дью — ты бы знал… Никогда и ничего так не ждал.
Но мне повезло. Гелл, когда увлекся особенно, наклонился — а у меня хоть и ломило все кости и судороги мучили, но позвоночник гнулся, как надо. Я только чуть-чуть промахнулся, укусил в плечо, а не в шею. Но он заорал, как резаный, а Дью, похоже, услышал издалека. Потому что я сам услышал, как он бежит по коридору, и дверь он, судя по звуку, распахнул ногой.
И рявкнул:
— Профессор Гелл, что это значит?!
А у Гелла была одна забота — от меня отцепиться. Он верещал и лупил меня свободной рукой, но все слабее, потому что я постепенно смыкал клыки, и до артерии уже оставалось всего-ничего. Вкус у него был отменный, особенно после этой донорской крови и полуголодного существования.
Дью меня тронул за щеку и говорит:
— Эльфлауэр, пожалуйста, отпусти этого идиота. Я тебя очень прошу. Ты отпустишь его, а я — тебя. Идет?
Не уверен, что поверил ему на тот момент. Люди все время врут. Но мне хотелось как-то показать, что я оценил его возню со мной. Я заставил себя разжать зубы — и этот урод Гелл плюхнулся на пол, в полуобморочном состоянии, забрызгивая кровью все вокруг, одной рукой пытаясь зажать место укуса, другой — пытаясь застегнуться. Дью сунул флакон с нашатырем ему под нос, а он заорал фальцетом:
— Эта тварь напала на меня! Вы видели, Дью?! Если бы не вы, он бы мне кость перегрыз! Я думаю, его уже можно уничтожить — должны же нам доставить новый биологический материал?!
А Дью говорит:
— Гелл, срочно покиньте помещение. Когда я сниму фиксаторы, вампир, скорее всего, попытается вас добить.
Гелл уронил моток бинта.
— Как?! Снимите?! Вы с ума сошли!! Вас-то он точно убьет! Вы, Дью, сумасшедший и фанатик!
А Дью усмехнулся, вытащил из ящика стола ключ и говорит:
— С вампиром легче договориться, чем с некоторыми людьми. Убирайтесь отсюда. Мне за вас стыдно.
Гелл засупонился кое-как и вывалился в коридор. А Дью смотрел, как я облизываюсь.
— Ай да дракон, — говорит. — Страшный! Я отпущу тебя, Эльфлауэр, только, пожалуйста, не пытайся удрать из здания, ладно? Иначе не только тебя будут искать, чтобы убить, но и начнут активно уничтожать других вампиров, понимаешь?
