фабрика, Ева не знала. Они с Чарли были агентами-связниками, в задачу которых входило взять готовое оружие у других агентов и доставить его в пункты распределения.
Оружие представляло собой миниатюрную базуку. Длиной всего в два дюйма, она могла быть спрятана надежно на теле, а радиус поражения у нее был довольно впечатляющим. Огонь нескольких сотен единиц оружия стер бы Бладжетта с лица земли вместе со всеми его охранниками.
Затем палачи взялись за Чарли. Через несколько минут он тоже раскололся. Но знал он не больше Евы.
Затем наступила очередь Мазурина.
Первый вопрос был «Ваше имя?» — и его тут же сопроводило прикосновение теплого металла к ладони.
Он ответил на вопрос, назвав свое полное имя. Следующим был вопрос: «Откуда вы?» Даже не надеясь, что ему поверят, он сказал правду — просто не смог придумать какую-нибудь ложь, которая выглядела бы более правдоподобной.
После небольшого совещания был задан вопрос: «Утверждаете ли вы, что можете рассказать о событиях будущего?»
— Да, но… — начал было Мазурин.
Шепелявый голос перебил его.
— Достаточно. Генерал, эта информация для узкого круга. Доставьте их в мой кабинет. Всех троих. Я лично продолжу допрос.
— Ну вот, — раздался голос Бладжетта из полумрака кабинета. — Мы здесь наедине. Расскажите мне о будущем моего режима, мистер Мазурин… и, предупреждаю вас, только правду.
Зрение Мазурина быстро прояснялось. Прямо перед ним, по другую сторону огромного полированного стола, восседал сам Бладжетт. Ничуть не похожий на собственные портреты в учебниках истории. Низкорослый и толстый, с хитрыми и хищными глазками. Мазурин взглянул правее. В двух соседних креслах, скованные, как и он, наручниками, сидели Ева и Чарли. Ева согнулась, уткнув лицо в колени, а Чарли неподвижно сидел с каменным лицом.
Ладно, пусть в книжках внешность Бладжетта идеализировалась. Это не имело значения. Мазурин находился в Высочайшем Присутствии и испытывал благоговение.
— Если кто-то из вас умышляет применить против меня насилие, — заметил Бладжетт, — не советую. — Он указал на небольшой пулемет на колесной раме, стоявший у него на столе. — Вы слишком далеко, а из этих комфортабельных кресел вырваться очень непросто. Теперь слово вам, мистер Мазурин. Вам не следует бояться говорить правду — даже если вам покажется, что мне она может не понравиться. Вы просто кладезь информации, и я рассчитываю еще долгое время вас использовать. Так что говорите чистую правду.
Мазурин рассказал ему все.
В конце его рассказа Бладжетт улыбнулся.
— Вот еще что, мистер Мазурин. В каком возрасте я умру?
— Точно не помню, ваша честь. По-моему, что-то около восьмидесяти.
— Хорошо, хорошо, — потер руки Бладжетт. — Просто превосходно. — Он взял из стоявшей перед ним на столе вазы с фруктами виноградину и сунул ее в рот. — А вы уверены, мистер Мазурин, что, в угоду мне, не приукрасили эту сказочку? Хотя нет, вижу, что вы искренни; вам нет смысла лгать.
Улыбаясь, Бладжетт съел еще виноградину, оттолкнул вазу в сторону и доверительно перегнулся через стол.
— Вот если бы вы предсказали мне полный крах, — сказал он, — я бы ни за что не поверил. А знаете почему? — последовала пауза. — Потому что я принадлежу вечности. Я еще в молодости это почувствовал. Что рожден править миром. Поверите ли — тогда мне еще не было двадцати.
Почему? Да потому что я начал с того, чего все остальные завоеватели безуспешно пытались достичь — с мирового господства. Это значит — весь мир или ничего, мистер Мазурин. Это знал Наполеон. Гитлер. Сталин. Это был неумолимый закон, смирявший каждого. Они пытались достичь мира через войну — и это было гибельно, гибельно. Они тоже были рождены править, но в неподходящее время.
Бладжетт все говорил и говорил без конца, лицо его раскраснелось, а глаза заблестели. Он энергично жестикулировал, улыбался, хмурился, с серьезным видом нависая над столом. Наконец, довольный собой, Бладжетт сел в кресло и бросил в рот несколько виноградин. Затем с загадочным видом уставился в потолок.
Как раз в это время Мазурин, ошеломленный непрерывным разглагольствованием, внезапно очнулся. Из ствола стоявшего на столе Бладжетта приземистого орудия вдруг выдулся крошечный зеленый пузырек. Прямо на глазах у Мазурина пузырек вырос до полдюйма в диаметре, упал на стол и покатился, пока не наткнулся на край вазы с фруктами.
Мазурин так и похолодел. Он кинул взгляд вправо. Ева сидела с отсутствующим видом, уставившись в пол, но Чарли вздернул бровь. На лице его был написан вопрос.
Мазурин вновь перевел взгляд на Президента. Бладжетт душевно улыбнулся, вздохнул и посуровел.
— Что же касается вас, сэр, — сказал он, — то ваша судьба связана с моей. И этой милости вы должны с благодарностью подчиниться. Я не прошу — я даю. Я даю вам живого бога — как вы сами только что описали меня — которому надо поклоняться и преданно следовать всю жизнь. Я даю вам нечто неизмеримо более ценное, чем история из школьных учебников — я даю вам место рядом с собой в той истории, которую еще предстоит написать!
На какое-то мгновение эта идея захватила воображение Мазурина. Какая фантастическая концовка могла бы получиться у его жизни — и глава